Век иыи - век учись...

Недавно с удивлением узнала, что называть полицию мусорами - не только советская традиция. Оказывается, британцы своих копов называют так же: the filth. Надо же.

@темы: шутки языка

---

Ну блин, это нечестно! Я сходу угадала только одно произведение! Присоединяйтесь!

---

Реклама - вдруг кому нужно

Хороший человек и квалифицированный переводчик делает перевод рус.-фр. и обратно. Обращайтесь. Человека знаю, рекомендую. Она живёт во Франции, так что знание языка отменное.

@темы: реклама

---

С огромным интересом слежу за ситуацией на Стартах. Сама ничего не делаю, просто наблюдаю. Очень интересно, все промолчат или всё-таки правила восторжествуют.
Я бы на месте команды сделала замену. В конце концов сутки выкладки только начались, если заменить - это хорошо повлияет на репутацию команды. И лишит её штрафа.

---

Ура, Сказки заработали в полном объёме, и я побежала со своими фиками туда
Таким образом, вашему вниманию представляется последний пост о моих фиках с ФБ-12.
Помимо уже выложенных здесь, я отправила на Сказки ещё два текста. Первый - мини "Путешествие", романтический флафф про эксцентричную тётушку из фильма с Делоном (ту, которая время от время у меня на аватарке гарантирует, что всё будет хорошо) и её бравого немца. Надо сказать, что это одна из любимых пар фандома, и команда накреативила про них ещё много чего. Мой фик вполне вписывается в историю, в которой есть ещё два фика нашего любимого капитана: низкорейтинговое миди "Долгая дорога домой" и мини 3 левела (то есть с рейтингом) "Молитва". Всем искренне рекомендую,  Кышь прекрасно пишет.

Второй мой текст - политический джен Да, я без этого не могу, вы же меня знаете Дело в том, что в подавляющем большинстве экранизаций "Зорро" жители Калифорнии ведут себя так, как будто в Испании стабильная абсолютная монархия, и никаких мыслей об отделении в колониях нет в принципе. Однако в реальности как раз в это время в разгаре война Мексики за независимость, а король Испании входит в собственную столицу с боем. Я попыталась разобраться, как же такое может быть. Идея, конечно, довольно бредовая, но мне кажется, это могло бы всё объяснить Текст лежит здесь, это миди.

@темы: ФБ, мои фики

---

АААААА ХАЛК ЛЮБИТЬ ЭТО!

@темы: картинки, прекрасТное

---

Личное

Спасибо тебе, Господи, за то, что Ты так меня любишь.

---

Авторское

Мне очень нравится, как идёт этот текст. Ну то есть не без проблем, мне всё время кажется, что я пишу затянутую хуйню, но в целом процесс нравится. Вот только чертовски мало его.
Текст начат 18 октября. Больше в октябре я к нему не подходила. На сегодняшний день осуществлено шесть (!) подходов к снаряду. Шесть рабочих дней, 9000 слов в тексте.
Вот как бы это сделать так, чтобы удалось выделять на него время каждый день? Пока реал заедает. Вчера написала полтора реферата - разболелась голова. Вместо того, чтобы отдохнуть и потом таки выкроить время для текста, пришлось писать срочную контрольную на 20 страниц за три часа. Ну, положим, вчера я таки выкроила себе немного времени на текст, но вот сегодня, например, до сих пор не могу заставить себя раскочегариться и сесть наконец за работу. А реферат как бы через полчаса уже сдавать. А он сложный.
И на текст банально не остаётся сил. А очень жаль.
Кстати, один из признаков того, что текст идёт хорошо: когда возвразщаешься к нему после перерыва, он пишется так, как будто перерыва не было.

@темы: авторское

---

Лытдыбр

Бгг. Так вышло, что недавно у нас в доме не осталось не постиранного постельного белья и не помытой посуды. И, представьте себе, вдруг обнаружилось, что всё постельное бельё не влезает на полку для постельного белья, а вся посуда - в шкафчик для посуды Надо же, девять лет тут живу и понятия об этом не имела
Правда, посуда - друг человека. Она знает, что помогает мне продумывать сюжет, и потому самозарождается в ужасных количествах.
Хм. Пиналка для сюжета нашлась. Какой бы такой найти ещё вид деятельности, чтобы под него рефераты хорошо писались?

---

Хм

Про блокировку сайтов, небезынтересно.

---

...Госдума РФ...

Я обязана показать это своим российским френдам, многие из них же без меня этого не увидят

Скрин с Лурка

@темы: картинки, прекрасТное

---

Фик со 2 левела :) Типа невысокий рейтинг :)

Название: Себастьян
Автор: КП
Бета: fandom Zorro 2012
Размер: миди
Персонажи: Диего/НМП, другие НМП, упоминается Фриц/Кармен
Категория: слэш, упоминается каноничный гет
Жанр: романс, приключения
Рейтинг: PG-13
Краткое содержание: в Нуэва-Арагоне новый полковник вместо убитого Зорро Уэрты и вообще новая, довольно мирная жизнь. Но когда из Испании в гарнизон приехал молодой лейтенант, в губернаторском саду внезапно привяли розы...
Примечание: канон - фильм "Зорро" (1975 г.); писано по заявке из нашей заявочной темы: "Сын какого-нибудь убиенного товарища приезжает мстить Зорро, и между ними складываются отношения (только не до соплей на тему, что Зорро хороший)".
Коллаж к фику: (делала  Илэра)

Капитану нашей команды с любовью и обожанием

— Давайте я вам помогу, сеньор, ох, как же это, у вас так мало вещей, ведь, небось, надолго сюда, за лошадку не беспокойтесь, Пепе о ней позаботится, и накормит, и почистит, идёмте скорей...

Хозяин постоялого двора трещал без умолку, и Себастьян всерьёз опасался, что у него от этой болтовни разболится голова. Он помалкивал, но болтуна его молчание ничуть не смущало.

— Сейчас Кончита подаст на стол, сеньор, вы же наверняка проголодались с дороги, ох, представляю, как вам пришлось питаться всё это время... Вот, присядьте здесь и подождите буквально пару минут.

Надо было всё-таки ехать в казармы. Себастьян не захотел в столь поздний час тратить время на представление полковнику и бумажную волокиту, откровенно говоря, у него бурчало в животе и слипались глаза. Решил остановиться на постоялом дворе, а в гарнизон явиться завтра с утра. Ну и вот, пожалуйста: теперь из-за болтливого, да к тому же ещё громогласного хозяина он оказался в центре внимания. На него с любопытством вытаращились посетители таверны, слуги столпились у дверей в кухню, поглазеть на нового человека в городе... Завтра наверняка станут болтать про неженку, изо всех сил оттягивающего момент поступления на службу. Этому ли учил его отец?

Вдобавок ко всему круглолицая Кончита притащила еды на целый отряд. И обжорой будут честить, обречённо подумал Себастьян, с досадой берясь за вилку. Хоть два листа салата из всей этой кучи съешь, досужие сплетники этого не заметят, припишут ему весь поднос.

— Вам же заночевать, да, сеньор? — проклятый хозяин уже вынырнул из-за внушительной фигуры Кончиты. — Я сейчас велю приготовить лучшую комнату, нет, я сам приготовлю, лучшие перины, чтобы вы хорошо отдохнули с дороги, а то в этом гарнизоне...

— Сеньор, — не выдержал Себастьян, — я действительно очень устал и потому буду благодарен вам за комнату, но, пожалуйста, не надо никаких изысков. Я просто хочу выспаться, ей-Богу, мне всё равно на чём. Не надо устраивать меня, как будто я губернатор. Я благодарен за вашу заботу, однако она несколько... назойлива, если вы понимаете, что я имею в виду.

Хозяин на мгновение замер, потом затарахтел ещё быстрее:

— Ох, сеньор, простите, сеньор, конечно, вы ведь устали, а я вас тут разговорами беспокою, да-да, конечно, вы ужинайте, прошу вас, а я бегом, ванну, постель...

Договаривал он уже на бегу, так что Себастьян, к счастью, не разобрал, какие ещё блага сулил ему болтун.

Местные ещё какое-то время таращились на приезжего, но он упорно не замечал их, и вскоре они вернулись к своим разговорам. Торопливо прожевав где-то треть того изобилия, которое ему принесли, Себастьян поднялся, подошёл к Кончите, протиравшей стойку, и негромко попросил проводить его в комнату. Та молча — да благословит её Мадонна! — кивнула и пошла на второй этаж.

Сидеть в ванне после сытного ужина Себастьян не рискнул, наскоро помылся и завалился спать.

Ночью ему снился отец, с громкими криками гонявший хозяина по всей таверне. За стойкой хихикала Кончита, хозяин причитал, не закрывая рта ни на миг.

Утро началось прекрасно. Комната, которую занял Себастьян, располагалась так, что солнечные лучи уже через полчаса после рассвета разбудили его. Значит, в гарнизон он явится довольно рано. Кончита принесла воды умыться и спросила, нужен ли сеньору завтрак. Себастьян попросил чего-то лёгкого и вскоре получил прямо в комнату салат из местных овощей и кусок пирога из птицы.

Теперь у юного лейтенанта было достаточно хорошее настроение, чтобы совершить подвиг. Приведя себя в порядок, он спустился вниз и нашёл зевающего хозяина.

— Доброе утро, сеньор! — весело сказал Себастьян.

— О, сеньор, доброе утро, хорошо ли выспались? — сияя от радости, отозвался этот бочонок со словами, которые сыпались из него, как горох.

— Отлично, благодаря вам, сеньор. И уже позавтракал, большое спасибо за заботу. Я смотрю, у вас очень красивый город.

— Да, — приосанился хозяин, — мы все стараемся, сеньор, чтобы он хорошо выглядел. Теперь, когда у нас появились деньги, каждый житель Нуэва-Арагона пытается сделать так, чтобы тяжёлые времена поскорее забылись.

— Тяжёлые времена? — переспросил Себастьян, надеясь услышать именно то, что его интересовало.

— Ох, сеньор, несколько лет назад у нас был такой себе полковник Уэрта, очень жестокий человек. Он обирал всех, даже со вдов и сирот брал непомерные налоги, никто не мог разжалобить его, сеньор...

— Говорят, у вас ещё какой-то разбойник водился? — перебил Себастьян, может быть, чересчур резко, но слушать это дальше он не желал.

— Разбойник? — удивился хозяин. — Да вроде кроме полковника и его людей не было никого... А, вы, наверное, про Зорро? Нет, что вы, он не разбойник, он защищал нас всех, и от полковника, и от других людей, которые были несправедливы к нам. Он и сейчас появляется, если в нём возникает нужда. Но плохо от него только тем, кто роет яму другим, сеньор.

— Ну что ж, значит, моя служба будет лёгкой, — как можно беспечнее сказал Себастьян. — Не то чтобы я боялся трудностей, конечно, и всё-таки куда приятнее служить в городе, где жители законопослушны, а вокруг не бродят толпы бандитов. Ещё раз спасибо за гостеприимство, сеньор, а теперь мне пора ехать. Сколько я вам должен?

Как он и надеялся, разговор о деньгах помог отделаться от словоохотливого хозяина относительно быстро. Всего-то сто тысяч извинений за то, что доблестного офицера королевской армии не могут обслужить бесплатно, и подробнейший отчёт о каждой монете, которую просили с постояльца. Расплатившись наконец, Себастьян заторопился в гарнизон.

***

Утро губернатора началось, как обычно, со шпор Фрица. За каким дьяволом бравый адъютант надевал эти проклятые шпоры, Диего не знал. Возможно, не хотел расставаться с памятью о кавалерийском прошлом. Возможно, носил их специально, чтобы губернатор вовремя просыпался. А может, ему просто нравилось, как они звякают, с Фрицем не разберёшь.

Как бы то ни было, ранним утром Фриц фон Меркель являлся под двери губернаторской спальни и лихо маршировал взад-вперёд. Через некоторое время мерное позвякивание будило Диего, и адъютант, услышав, что его превосходительство изволили встать, как ни в чём не бывало докладывал о том, что ночь прошла спокойно. На следующее утро всё повторялось.

Поднявшись с постели, Диего занялся приведением себя в порядок. Губернатор Мигель де ла Серна должен много времени уделять внешности и по полчаса выбирать рубашку.

Услышав плеск воды, Фриц бесцеремонно промаршировал в спальню.

— Доброе утро, ваше превосходительство! — преданно гаркнул он.

— Доброе утро, дорогой мой Фриц, — ответствовал Диего, путаясь в рубашке; бравый телохранитель подошёл помочь ему одеться. — Хорошо ли вам спалось этой ночью?

— Так точно, сеньор губернатор, происшествий никаких! Нет-нет, ручку извольте вот сюда.

— Как мигрени моей любимой тётушки, прошли ли?

— Не могу знать, ваше превосходительство, — голос Фрица заметно потеплел, — когда я уходил, она ещё спала.

— Надеюсь, проснётся в добром здравии, — Диего одёрнул камзол, поправил манжеты. — Ну, докладывайте, дорогой мой.

— Розы в саду привяли, — коротко сказал Фриц и со значением посмотрел на губернатора. Тот медленно кивнул.

— То есть мы оказались правы, — задумчиво сказал он. И после паузы добавил: — Ах.

— Увы, ваше превосходительство, — склонил голову телохранитель, — похоже на то.

Диего в волнении схватил Фрица за руку.

— Но вы ведь поможете мне? Вы защитите меня, правда? Я же могу на вас рассчитывать?

— Конечно, сеньор губернатор, — мягко, как будто говорил со своим сыном, ответил тот. — Даже не сомневайтесь. И я, и полковник де Мендоса сделаем всё, чтобы обеспечить вашу безопасность.

— Да-да, полковник. Пожалуйста, позовите ко мне полковника. И вот что, — торопливо сказал Диего, когда Фриц уже направился к дверям, — внизу, под лестницей, если идти к кладовым, несколько половиц скрипят не так, как другие. Там вообще бы надо переложить их, что это за скрип в губернаторском доме, но... Вы поняли меня, да?

— Так точно, ваше превосходительство. Посмотрю сегодня же.

Когда Фриц ушёл, Диего достал из тайника у изголовья два кинжала и спрятал один в сапоге, другой в пышном манжете. Проверил, хорошо ли вытряхивается нож из манжета в руку, надёжно ли закреплён специальной петлёй. Когда в твой дворец роют подкоп, надо быть готовым ко всему.

Полковник, как человек вежливый, постучался в дверь. Диего снова поправил манжет, рухнул в кресло и простонал слабым голосом:

— Да-да, войдите.

Полковник Аугусто де Мендоса, славный представитель славного рода, подтянутый и энергичный, зашёл в покои губернатора, олицетворяя собой уверенность и надёжность.

— Ваше превосходительство, разрешите пожелать вам доброго утра, — отчеканил он.

— Ах, какое же оно доброе, полковник? Розы привяли, разве вы не слышали?

— Розы? — переспросил де Мендоса.

— Как, Фриц не рассказал вам? Про подкоп, ах, полковник, это так ужасно! — Диего вскочил, хотел броситься к начальнику гарнизона, но снова бессильно упал в кресло. — Меня хотят убить, — упавшим голосом закончил он.

— А. Ну да. Подкоп. Капитан фон Меркель сказал мне, да. Вы считаете, что заговорщики подрыли корни розового куста. Ваше превосходительство, я держу всё в своих руках, клянусь вам. Тем более в этом месяце гарнизон усилится ещё тремя офицерами, двое из которых едут из Испании...

— Среди них не может быть заговорщиков, полковник? — взгляд губернатора посерьёзнел.

— Нет, ваше превосходительство, это проверенные люди, к тому же третий из них — Орокаро, вы его знаете.

— Да-да, сержант. Я помню, я подписал ему повышение.

— Но я, конечно, проведу дополнительную проверку, ваше превосходительство. Вот о чём я беспокоюсь, так это о ярмарке, на неё может приехать кто угодно... Ваше превосходительство, это не моё дело, но всё же мне кажется, зря вы решили её провести.

— Не зря, полковник. Видите ли, в чём дело, — губернатор вскочил с кресла и стал ходить по комнате туда-сюда, увлечённо объясняя, — вы, дорогой мой де Мендоса, прекрасно делаете свою работу, и капитан фон Меркель тоже. А это значит, что у заговорщиков очень мало шансов подобраться ко мне. Перекрыв или по меньшей мере сильно затруднив им все пути, мы оставляем один совершенно свободным. Как вы думаете, полковник, они воспользуются им?

— Хмм, — протянул де Мендоса, — если мы хорошенько постараемся, у них просто не будет другого выхода.

— Именно! Вы совершенно правы, мой дорогой, я же всегда говорил: в вашу голову приходят блестящие идеи!

— Итак, ваше превосходительство, правильно ли я понял, эээ, свою идею? Мне надо организовать всё так, чтобы без подкрепления роющие подкоп негодяи не смогли продолжать своё дело, и чтобы их товарищи смогли пробраться в город только в день ярмарки. На ярмарку мы якобы будем пускать всех беспрепятственно, а на самом деле основные силы бросим именно на наблюдение за торговцами... Так?

— Ах, полковник, как ловко вы всё придумали! — губернатор восхищённо захлопал в ладоши. — Да, я что-то подобное и имел в виду, но вы сделали из моих обрывочных мыслей прекрасный план! Спасибо вам, полковник, теперь я спокоен за свою безопасность! Только хватит ли вам людей?

— Хватит, ваше превосходительство. Вы подписали увеличение финансирования гарнизона полгода назад, помните? Я уже закончил обучение полусотни человек. Это позволит мне в день ярмарки отправить лучших людей на главное задание, а эти полсотни с новыми офицерами — и капитаном фон Меркелем, который за ними присмотрит — оставить здесь. Жители Нуэва-Арагона любят вас, так что вам не о чем беспокоиться. Наши новые солдаты будут охранять ваше превосходительство со всем тщанием.

— Отлично, в таком случае, эту тему считаем закрытой, — весело сказал губернатор. — Есть ли что-то, что требует моего решения?

— Да. Я принёс бумаги по гарнизону... — полковник помялся. — Я помню, что Рамирес уснул на посту, ваше превосходительство, но всё же просил бы... Его жена родила тройню... Честное слово, я бы тоже заснул, — с чувством сказал де Мендоса. — Ему бы отпуск... И премию небольшую.

— Ох. Да-да, конечно, давайте, я подпишу. Ещё что-то? Так, это премии... Да-да, я вижу...

— Разобрались с тем поджогом, просто я пока не подготовил рапорт. Вкратце — один кожевенник напакостил другому. Больше пока новостей нет.

— Хорошо, большое вам спасибо, дорогой полковник, вы просто чудо, я каждый день поминаю вас в своих молитвах и благодарю Господа и Пресвятую Деву, что послали мне вас. Вы совершенно меня успокоили.

— Разрешите идти, ваше превосходительство?

— Конечно, конечно, друг мой. Удачного вам дня.

Оставшись один, Диего подошёл к окну, открыл его и махнул рукой стоявшему на часах солдату. Тот отдал честь и скрылся за розовыми кустами. Через несколько минут возле окна появился невысокого роста оборванец. Не мешкая, он залез в комнату и поклонился губернатору.

— Доброе утро, ваше превосходительство.

— Доброе утро, Пабло. Рассказывай скорее.

— Из новых людей пока только лейтенант, приехавший в гарнизон, он, наверное, уже ждёт полковника, чтобы представиться. В нижних кварталах говорят, будто бы видели в горах Пако Рохаса с его бандой, не знаю, насколько это правда, выясняем. Пока больше новостей нет.

— Хорошо, спасибо, — из рук губернатора в смуглые руки оборванца перекочевал мешочек с деньгами. — Жду тебя в четверг.

Пабло кивнул и исчез.

Диего аккуратно закрыл окно и отправился в зал приёмов.

***

Приехав в гарнизон, Себастьян чётко ощутил, как далеко он забрался. Это даже не провинция, это настоящий край света. Солдат, встретивший его, и саблю держал как-то по-деревенски, и честь старшему по званию отдал криво, а за такие мятые штаны и не начищенные пуговицы в Севилье назначали наказание. Тем не менее, к полковнику Себастьяна провели быстро и при этом не спускали с него глаз. Видимо, привычное молодому лейтенанту правило «Тот, кто неряшлив в одежде, неряшлив и в несении службы», здесь работало как-то не так.

Полковник оказался сухопар и подтянут, чем-то похож на отца. Когда Себастьян вошёл, он отдавал распоряжения сержанту, совсем юному пареньку, старательно делающему вид, что пушок над губами — это уже усы. Себастьян вытянулся во фрунт и стал ждать, пока на него обратят внимание.

Ждать пришлось недолго. Полковник отпустил сержанта — тот бросился выполнять поручение, едва не забыв отдать честь — и развернулся к Себастьяну.

— Доброе утро, лейтенант. Добро пожаловать в Нуэва-Арагон.

— Доброе утро, сеньор полковник. Моё имя Себастьян Альварес, и я рад поступить в ваше распоряжение. Вот мои документы, — он протянул пакет своему новому начальнику.

— Я Аугусто де Мендоса. Расскажите мне о себе, лейтенант. И оставьте церемонии, мы не на плацу. Присядьте, — полковник указал на кресло, сам опускаясь в соседнее, — выпьем мохито, побеседуем.

Слуга принёс напитки. Себастьян взял бокал, с сомнением посмотрел на его зелёное содержимое. Теперь надо было врать чистую правду. Благослови Дева Мария испанскую традицию двойных фамилий! Француз или там англичан так легко не отделался бы.

— Я из военной семьи, сеньор. Мой отец, Рамиро де Кастро, был офицером, полковником, как и вы. Он погиб при несении службы. Моя мать, Изабелла Альварес, умерла, когда мне было восемь, и я воспитывался в семье дяди, Патрисио Альвареса де Андрада. Он судья в Севилье, но его отец и двое братьев — военные. Наверное, неудивительно, что я выбрал армию.

— Понимаю, — кивнул де Мендоса. — А почему именно Нуэва-Арагон?

Вот он, вопрос, на который надо ответить со всей осторожностью и как можно непринуждённее. Неизвестно, кто скрывается под личиной Зорро и какой вес он имеет в городе. Понятно лишь одно: раз он ходит в маске, значит, его лицо достаточно известно. Так что говорить о том, что Себастьян рвался сюда, чтобы отомстить за смерть отца, нельзя, особенно в губернаторском дворце. Даже если это пахнет попранием воинского долга. Себастьян пожал плечами.

— Откровенно говоря, мне было всё равно. Я хотел приносить пользу Испании, меня послали сюда.

Полковник снова кивнул и продолжил расспросы.

— Когда вы стали лейтенантом?

— Перед назначением. Как это обычно и делается сейчас: получите лейтенанта, если поедете служить в колонии. А я не против, если за это дают привилегии, значит, короне нужно именно это, верно же?

— Именно так.

— Ну вот я и поехал. Сеньор де Мендоса, в Картахене мне передали для вас личное письмо...

Полковник чуть заметно поморщился.

— Мой дядя Эухенио, я правильно понимаю?

— Да, сеньор.

— Хорошо, давайте сюда. Вам необходимо сегодня представиться губернатору, но сначала вас проводят в казармы и покажут вашу комнату. Солдат Гонсалес!

Часовой, стоявший у дверей, заскочил в комнату.

— Слушаю, сеньор полковник!

— Проводите лейтенанта Альвареса в казармы. Сержант Лопес знает, где его комната, пусть покажет. Лейтенант, после того как вы разместитесь и пообщаетесь с его превосходительством, зайдите снова ко мне, я объясню вам ваш распорядок на ближайшую неделю. В городе скоро ярмарка, и у офицеров будет много работы.

Себастьян отдал честь и вышел вслед за Гонсалесом.

Итак, первый этап пройден. Его история не вызвала у полковника вопросов. В конце концов, человек имеет право назваться фамилией как отца, так и матери, его отец мёртв, воспитывался Себастьян в семье дяди по матери, естественно, что он принял фамилию именно этой семьи. В Севилье также сочли это нормальным. И отца он имел право величать де Кастро. В конце концов, это тоже его фамилия.

Конечно, если полковник решит проверить, где служил полковник де Кастро, правда вскроется. Но это займёт немало времени. Себастьян должен успеть выполнить свой долг раньше.

Теперь надо встретиться с губернатором и понемногу начинать осваиваться в Нуэва-Арагоне. Раз Зорро появляется здесь до сих пор, значит, о нём будут говорить. Если этого бандита действительно любят в городе, то неудивительно, что его тайна до сих пор не раскрыта: его попросту не хотят ловить.

Точнее, не хотели. До тех пор, пока в город не приехал Себастьян Альварес.

***

Сначала полковник де Мендоса открыл письмо от дядюшки. Он всегда делал неприятные дела первыми.

Дядюшка был в своём репертуаре. Писал про цветы, щенят и балы, но Аугусто давно научился понимать его намёки. Тебя готовы назначить губернатором, дорогой племянничек, как только место освободится, ты уж там не слишком усердствуй, защищая болвана де ла Серна. Мнения самого полковника, разумеется, спросить забыли.

Его с детства прочили если не на вице-короля, так хоть на губернатора. А сам Аугусто грезил армией. Подковёрные игры и светские любезничанья ему претили. Но без интриг добиться своего, если ты де Мендоса, невозможно. Что ж. Полковник считал, что справился великолепно. Размазня де ла Серна, по мнению многих как в Испании, так и в Новом Свете, не имел шансов продержаться на посту губернатора долго. Не сместят за недоработки, так прирежут. Именно поэтому полковник де Мендоса смог добиться назначения в Нуэва-Арагон. А дальше ему оставался сущий пустяк: обеспечить, чтобы губернатор здравствовал подольше.

Что Мигель де ла Серна не так прост, как кажется на первый взгляд, Аугусто понял давно. Когда с разницей в три дня пришло сначала сообщение о его трагической кончине, а потом — о чудесном спасении. Прибыв на место, полковник де Мендоса расспрашивал губернатора об этом; тот смешно дул губы и немного капризным тоном — видно, надоело раз за разом пересказывать одно и то же — пояснял:

— Зорро обещал мне, что если я выполню его требования, он гарантирует мою безопасность. Он честный человек и своё обещание выполнил. Когда моя карета полетела в воду, он помог мне выбраться на берег. Я был в совершенно непотребном виде и очень взволнован, и потому не вернулся в город тотчас же. Зорро позаботился обо мне. Кроме того, он доказал мне, что ваш предшественник, полковник Уэрта, на самом деле желал моей смерти. Конечно, я побоялся возвращаться! Уэрта бы просто убил меня! Ах, а я ведь так доверял ему...

Тут губернатор поднёс платок к внезапно увлажнившимся глазам, а де Мендоса подумал: «Ах ты ж бестия!».

С тех пор его мнение о Мигеле де ла Серна не изменилось. Да, губернатор трусоват, время от времени его надо утешать, как ребёнка. Однако голова у него имеется. Он охает, вздыхает, округляет глаза, даже всхлипывает порой, но крепко держит Нуэва-Арагон в кулаке. Полковник быстро нашёл с его превосходительством общий язык, и если губернатору надо, чтобы в городе считали, будто это де Мендоса придумывает всякие хитроумные планы, значит, так и будет. Полковник Аугусто де Мендоса, автор блестящих идей. Например, о том, как поймать заговорщиков, устроив ярмарку.

И разрази его гром, если губернатор не понял, что имел в виду полковник, предлагая поставить в охрану дворца полсотни необстрелянных солдат.

Аугусто хмыкнул и распечатал пакет нового лейтенанта.

Так-так, Себастьян Альварес де Андрада, отец полковник де Кастро, мать... Хорошо... Надо отправить в Испанию письмо: что-то не помнил Аугусто полковника де Кастро. Вряд ли лейтенант фальшивый, но проверить надо. Мальчишка вроде неплохой, заносчивый немного, но из Испании все такими приезжают. Отзывы наставников... Бумаги с предыдущего места службы... Гарнизон Севильи, неплохо. Капитан Монтес кого попало не держит и уж тем более в энсины не производит.

Полковник придвинул к себе бумагу и чернила и сел писать письмо в Испанию. Где-то через неделю должен прибыть третий лейтенант, с его кораблём и отправим запросы по обоим. В Нуэва-Арагоне должны служить только проверенные люди, а не то ещё, того и гляди, и впрямь придётся быть губернатором.

***

Диего вёл приём, торжественно восседая на своём кресле. Кресло очень удобно поставили на возвышение, чтобы можно было поглядывать на подданных сверху вниз. В зале разговаривали тихо, едва ли не шёпотом: любимую тётушку губернатора мучила мигрень. Донья Карменсита стояла возле распахнутого настежь окна и быстро-быстро обмахивалась веером. Её муж, по долгу службы замерший у кресла его превосходительства, то и дело бросал на неё тревожные взгляды.

— Почему она не уйдёт? — шёпотом спросил у него Диего.

— Почитает своим долгом находиться на утреннем приёме, — так же тихо ответил адъютант. — Честное слово, ваше превосходительство, лучше пусть делает, что хочет. Убеждать её в чём-то, когда у неё болит голова...

Губернатор содрогнулся.

— Да-да, конечно, вы правы, мой друг.

Тихо отворилась дверь, и в зал вошёл молодой лейтенант. Он удивлённо огляделся, тихо спросил что-то у солдата, стоящего в карауле, покосился на донью Карменситу, кивнул.

— Кто это? — шепнул Диего, одновременно благосклонно кивая очередному просителю — дону Гильермо, супругу прекрасной Ортенсии.

— Новый лейтенант, Альварес, — Фриц наклонился к самому уху губернатора, — полковник велел ему представиться вам.

— Да-да, всё верно, таков порядок. Ну, он человек армейский, подождёт, я думаю, пока просители закончатся.

Дон Гильермо Каррерас, рачительный хозяин и разумный кабальеро, вполне толково объяснял, зачем ему займ в размере ста тысяч песо и как он собирается отдавать его через месяц после сбора урожая. Диего кивал и поглядывал на лейтенанта. Если всё пойдёт, как они с полковником планируют, этому мальчишке предстоит сыграть свою роль в истории с заговорщиками. Надо бы познакомиться с ним поближе.

Ведя приём, губернатор краем глаза следил за тем, как лейтенант наблюдает за ним. Этот Альварес был такой... юный. Смотрел на Диего, еле скрывая презрительную гримасу. Сколько ему, девятнадцать? В его возрасте Диего бы и сам, наверное, считал полным ничтожеством человека в кружевах, манерно хлопающего глазами и трусливо прячущегося за толпой солдат.

Что-то было притягательное в юном лейтенанте. Впрочем, почему что-то? Диего вполне мог дать этой притягательности название: ностальгия. Ему до смерти надоели кружева и пышные наряды, и изображать из себя курицу с замашками павлина тоже надоело, он мечтал бросить всё и уехать. Туда, где можно чувствовать себя свободным, где нет напудренных париков и напыщенных донов, где спят на узкой кровати, а едят в таверне, за одним столом с такими вот мальчиками.

Увы. Нуэва-Арагон с его серебряными рудниками — слишком сладкий кусок пирога.

— Лейтенант! Я вижу, вы залюбовались моим садом, понимаю вас, он действительно прекрасен.

Молодой человек, до того отчаянно скучавший, встрепенулся и подошёл к губернаторскому креслу.

— Ваше превосходительство, позвольте выразить вам моё почтение. Я лейтенант Себастьян Альварес, прибыл из Испании служить вашему превосходительству и Нуэва-Арагону.

Ну-ну, конечно, почтение ты мне выражаешь. А у самого в глазах тоска...

— Да-да, лейтенант, я рад приветствовать вас. Но мы ждали вас раньше, ещё в прошлом месяце, что-то случилось?

— Корабль попал в шторм, ваше превосходительство. Откровенно говоря, мы чудом выбрались из этой переделки.

— О, так вам, наверное, необходим отдых, прежде чем приступить к службе?

Чёрт возьми, красивые глаза у парня! А заволновался, не хочет простаивать без дела. Жеребец, право слово, жеребец! Только что копытом не бьёт.

— Нет, я отдохнул по дороге сюда.

— Что ж, ваше рвение похвально, лейтенант Альварес. Желаю удачи! Надеюсь, мы с вами скоро встретимся, ведь гарнизон обеспечивает в том числе и мою безопасность.

— Буду счастлив, ваше превосходительство.

Поклонился и пошёл себе. Наглец, как все юнцы, но формально границ не переходит. Эх, где наши годы молодые...

***

Отец как-то сказал: «Долг — это то, что исполняешь, даже когда противно». Сейчас Себастьян понял его слова до конца. Служить под началом напыщенного, надушенного парика с глазами было действительно противно. Полковник де Мендоса казался толковым, хоть и чересчур мягким, но губернатор... Это было просто невыносимо. Осознавать, что в этих холёных руках сосредоточена реальная власть, которая могла принадлежать достойному — да вот хотя бы де Мендосе, или отцу... Почему судьба так несправедлива? Себастьян сказал бы, на что годен такой «губернатор», но один раз его уже чуть не вышвырнули из гарнизона за неуместные пошлости.

Впрочем, и на это де ла Серна не годен. Слишком женоподобен. Такая размазня с коровьими глазами не способна вдохновить того, кто интересуется мужчинами, потому что мужчину в этом пышном губернаторском наряде едва ли найдёшь.

Себастьян поджал губы. Вспомнился Берто, его густые ресницы, требовательный взгляд, резко очерченный рот, отрывистые поцелуи. Когда Берто гладил его по плечу, мозоли от оружия шершавили кожу. Вот это был мужчина, чёрт подери!

Жаль, что он остался в Испании. Впрочем, Себастьян понимал. Чем ближе к столице, тем быстрее карьера. Если, конечно, Берто не станет больше увлекаться красавчиками на службе, армейское начальство такого не любит.

Впрочем, самому Себастьяну тот скандал оказался на руку. Его как раз должны были повысить, приказ уже успели подписать, когда об их связи стало известно. Отменять повышение — слишком хлопотное дело, так что Себастьяна вызвали к команданте и без обиняков пояснили: либо он получает лейтенанта и через неделю теряет всё, либо опять-таки получает лейтенанта и отправляется служить куда подальше. То, что юноша не колебался ни секунды, ни у кого не вызвало подозрений. Как и его слова «На край света? Запросто, да хоть в Нуэва-Арагон, если прикажете!». Слава Иисусу и Деве Марии, в Нуэва-Арагоне офицеры нужны всегда, слишком велика естественная убыль, так что одного напоминания об этом городе хватило, чтобы именно сюда Себастьяну и подписали назначение.

Воистину, ангелы устилали розами его путь.

Но этот губернатор... Его хотелось стащить с высокого кресла, которое он занимал совершенно не по праву, и гнать пинками до самой Картахены. Подумать только, из-за бездействия столь ничтожного человека погиб отец! Из-за бездействия Мигеля де ла Серны — и действий бандита по кличке Зорро. В первую очередь важно разделаться именно с ним. И если для этого придётся потерпеть мягкотелого слизня в начальстве, значит, Себастьян потерпит. Он должен исполнить свой долг.

Пока разузнать о Зорро не удавалось. О нём все говорили, но никто не мог сказать ничего полезного. Тем не менее Себастьян раз за разом радостно вызывался съездить за чем-нибудь на рынок или возглавить отряд дозорных у городских стен. Там, где много людей, всегда остаётся шанс услышать что-то важное.

Увы, удача иногда отворачивалась от юноши. Это было на самом деле обидно — в ярмарочный день, когда сплетнями обмениваются куда чаще, чем товарами, стоять в охране напомаженной свиньи-губернатора. А сегодня полковник «порадовал» Себастьяна именно таким образом. До вечера лицезреть труса, обмирающего от звука захлопнувшегося окна, да с важным видом разгуливающего туда-сюда капитана фон Меркеля — приятного мало.

Капитан Себастьяна бесил. Сам по себе достойный уважения человек, опытный, толковый, он упорно относился к де ла Серне серьёзно — как будто тот настоящий, правильный губернатор, которому не стыдно быть преданным. До чего же надо потерять гордость, чтобы так себя вести! Невероятно. Иногда Себастьяну хотелось подойти к капитану, встряхнуть его хорошенько и сказать: ну что же вы? Да придушите его во сне подушкой наконец!

К сожалению, это было немыслимо. Фон Меркель чтил субординацию ещё больше, чем сам Себастьян.

Близилось время обеда. По дворцу бегали младшие фон Меркели — точнее, Мигелито бегал, а Хесус неторопливо ходил. Братья были совсем не похожи: живой, шумный Мигель, жгучий брюнет с любопытным взглядом, крепкий и смуглый, и худенький, бледный Хесус, тёмно-русый и вообще какой-то блеклый. Старший, конечно, верховодил во всём и опекал младшего, заботился, чтобы тот застегнул рубашку, не сидел на сквозняке, разгорячившись, не пил холодную воду... Удивительно ответственный мальчик, хотя больше десяти лет ему не дашь.

Себастьян от нечего делать наблюдал за играми детей и слушал, как за стеной ходит туда-сюда их отец. Было тихо и жарко. Клонило в сон.

А потом раздался крик «Тревога!»

Себастьян бросился на голос солдата, имени которого не помнил, на ходу выхватывая шпагу. С той стороны уже были слышны крики и звон клинков. Добежав, лейтенант тут же включился в драку: какие-то личности в масках теснили солдат в коридоре, ведущем к покоям губернатора. Странно, что здесь, мелькнуло в голове, через сад же удобнее... И думать стало некогда.

Себастьян колол, защищался, снова колол, рядом с ним падали люди — свои, чужие, он не обращал внимания, заботясь лишь о том, чтобы не споткнуться. И когда со стороны губернаторских покоев донёсся крик «Ко мне!», он не сразу понял, что происходит.

— Ко мне, идиоты! — снова взревел капитан, и Себастьян очнулся.

Чёрт подери, конечно! Охрану просто оттянули сюда, а тем временем губернатор остался беззащитен! Там только фон Меркель!

— Отходим! — крикнул Себастьян, и они начали медленно отходить, а оказавшиеся в этот момент чуть позади кинулись на помощь капитану. Мало, слишком мало. Здесь и близко нет всей охраны дворца, где же остальные? Или такие отвлекающие нападения случились где-то ещё?

Болван, какой же он болван. Его место было у покоев де ла Серны, его туда поставил полковник, он не должен был уходить! А теперь этого беспомощного идиота зарежут, как свинью, по его, Себастьяна, вине!

Они грамотно отступали почти до места, где коридор раздваивался. Но когда со стороны чёртовых покоев чёртова губернатора пронзительно закричал ребёнок, бросили всё и кинулись туда.

Это было неправильно. Ну и пусть.

Капитан фон Меркель сражался, закрывая собой дверной проём. Малыш Мигель прицельно кидался яблоками из-под стола, несколько нападавших пытались вытащить его оттуда, но подоспевшие из другого коридора солдаты яростно защищали ребёнка. Себастьян врубился в драку, пытаясь успеть положить как можно больше народу, пока не подоспели их товарищи.

— Где Хесус? — крикнул он.

— Внутри, — отозвался капитан, чуть мотнув головой в сторону спальни губернатора. Почти сразу, как будто ответом на вопрос, оттуда раздался полузадушенный писк — и стук падающего тела.

— Мой дорогой капитан! — донёсся из комнаты голос де ла Серны. — Не волнуйтесь, с нами всё в порядке!

Фон Меркель заметно успокоился, продолжая расшвыривать наседавших на него заговорщиков. Наконец сбежались солдаты, а за ними — товарищи нападавших, но теперь перевес был явно на стороне губернаторской охраны. Ещё несколько минут — и всё закончилось. Вокруг капитана высилась гора трупов и тяжело раненых, сам он был залит кровью. Мигель вылез из-под стола и кинулся к отцу; прижался молча, не обращая внимания, что его белая рубашка немедленно запачкалась.

Себастьян вбежал в спальню губернатора. На разобранной постели сидел, сжавшись в комочек, бледный Хесус. Сам де ла Серна стоял рядом, его рука неуверенно держала шпагу. На ковре валялось три трупа.

***

Фриц фон Меркель одной рукой обнял сына, другой аккуратно вложил саблю в ножны. Мигель всхлипнул и чуть подвинулся, когда ножны его задели.

Кажется, Фриц запачкал ему рубашку чужой кровью. Это неважно. Это подождёт.

Продолжая обнимать Мигеля, который послушно шёл за ним, Фриц зашёл в спальню губернатора. Его превосходительство был бледен и спокоен. Как обычно в подобных ситуациях.

Додумав до этого места, Фриц привычно остановился, как перед стеной. Он служил Мигелю де ла Серне десять лет и успел повидать всякое. Некоторые поступки губернатора не вязались с образом беспомощного франта, но ему было надо, чтобы о нём думали именно так, — значит, не дело Фрица фон Меркеля перечить начальству. Конечно, слабый и безвольный. Конечно, совершенно случайно убил троих головорезов. Как прикажете, ваше превосходительство.

— Я так испугался... — застенчиво сказал де ла Серна. — Они могли навредить ребёнку.

Хесус смотрел на губернатора восхищённо. Надо бы поговорить с ним.

— Папа! — мальчик соскользнул с кровати и тоже прижался к Фрицу — с другой стороны. Именно в эту минуту в комнату вбежала Карменсита.

— Фриц, как ты мог! Безответственный негодяй, никогда не думала, что ты не сможешь уследить за детьми! Чучо, Мигелито, идите к маме скорей!

— Мам, папа сражался, как лев! — протестующе заявил Мигель.

— Он защитил нас, мама, — тихо сказал Хесус, быстро взглянул на губернатора и добавил: — Правда.

— Тётушка! — воскликнул де ла Серна. — Дети говорят сущую правду, клянусь Мадонной! Ваш супруг был прекрасен, и благодаря его действиям мы все сейчас живы. Поверьте, если бы не он...

— Мальчики могли пострадать, и это не игрушки! — отрезала Карменсита. — Вы, мужчины, могли бы играть в политику, когда мои дети находятся где-нибудь подальше!

Взяв детей за руки, она стремительно удалилась. Фриц посмотрел ей вслед и вздохнул:

— Ах, какая женщина!

— О, да, вам невероятно повезло с супругой, капитан, — сказал губернатор таким тоном, будто сам не верил в свои слова. — Но я умоляю, кто-нибудь, уберите наконец эти ужасные трупы! О Боже, подумать только, я сам, своими руками...

— Господь хранил вас, ваше превосходительство, — перебил его Фриц. — И моего сына рядом с вами.

Несколько мгновений они с губернатором смотрели друг другу в глаза, а потом де ла Серна рухнул в кресло и застонал.

— Ну уберите же их, что вы стоите?

Солдаты и молоденький лейтенант засуетились, а Фриц щёлкнул каблуками и вернулся на пост. Мало ли, может, ещё какие-то мерзавцы только и ждут, когда они расслабятся.

В голове билось, повторяясь раз за разом: никогда больше не разрешать детям играть рядом с губернаторскими покоями. Никогда.

И побольше заниматься с Хесусом. Слишком слабый растёт, так не годится. Правду говорили чёртовы повитухи: женщины в возрасте рожают слабых. То ли дело Мигель, крепкий деревенский парнишка. Карменсита сама настояла, чтобы они взяли подкидыша в дом; иногда Фрицу казалось, она боится, что Хесус умрёт, и они останутся одни. Теперь уже редко вспоминалось, что Мигель не родной, только когда Хесус снова и снова болел, а его брат весело бегал по двору, не зная, что такое насморк.

Дверь открылась, оттуда выглянул губернатор.

— Ну что, капитан, они все разошлись?

— Так точно, ваше превосходительство, все солдаты на своих местах! — гаркнул Фриц и щёлкнул каблуками.

— Очень хорошо. И вы идите, мой дорогой.

Фриц недоверчиво посмотрел на начальство.

— Идите, — мягко повторил де ла Серна. — Вас жена ждёт. Больше сюда никто не придёт.

— Полковник?..

— Именно. Ступайте, капитан, это приказ.

— Слушаюсь, ваше превосходительство, — Фриц отдал честь, снова щёлкнул каблуками и, печатая шаг, отправился к Карменсите — той, что строже любого генерала.

Она переодела детей и, из последних сил сдерживая слёзы, командовала слугами. Фриц подошёл к Хесусу, сел в кресло и посадил сына на руки.

— Тебе понравилось, как дядя Мигель их сделал, а, парень? — тихо спросил он.

— Да, папа, — ответил Хесус, делая страшные глаза.

— Но ты же понял, что это тайна?

— Да, папа, — повторил мальчик.

— Хочешь быть таким, как он?

Не помня себя от счастья, Хесус кивнул.

— Я тебя научу.

***

Диего задумчиво рассматривал пятно крови на полу. Похоже на осла, которого оседлала большая лягушка. Чёрт, как же некстати здесь оказались дети! Он ожидал нападения чуть позже, не успел их спровадить... Его тщательно взлелеянная репутация висела на волоске. Да и сейчас висит, если вспомнить странный взгляд лейтенанта Альвареса...

Лейтенант удивительным образом будоражил воображение. Значит, юноше надо уделить внимание. Чутьё никогда ещё не подводило Диего.

За стеной раздались еле слышные шаги.

— Полковник, заходите, — подал голос Диего. Одна из скрытых в стене дверей отъехала в сторону, и вошёл полковник де Мендоса.

— Взяли с поличным дюжину человек, ваше превосходительство, — отрапортовал он, отдав честь. — Эти канальи привезли в город оружие, спрятали под соломой.

— Прекрасно, полковник, просто прекрасно! — Диего захлопал в ладоши. — А меня тем временем спасли капитан фон Меркель и ваша доблестная охрана. Всё прошло как нельзя лучше! Я, правда, успел немного испугаться, но это ничего, главное — негодяи были повержены.

— Да, мне уже доложили. Как вы думаете, ваше превосходительство, среди вашей охраны нет заговорщиков?

— Думаю, нет. Они все с должным рвением выполняли свои обязанности и в самом деле рисковали жизнью. Нескольких из них даже ранили, вы знаете!

Ни один из собеседников не уточнил, что пятеро солдат во время нападения были убиты. В конце концов, зная чувствительность губернатора, ему могли и не доложить об этом.

— Отлично, — кивнул де Мендоса. — Я рад.

В чём было несомненное достоинство полковника — он безоговорочно верил своему губернатору. Сказал «здесь предателей нет» — значит, нет, можно не проверять. Вот уже скоро десять лет как Диего хотел понять, де Мендоса знает про его сеть информаторов или только догадывается.

— В таком случае, разрешите мне вернуться в казармы, ваше превосходительство, — полковник снова отдал честь. Он делал это совсем не так, как фон Меркель, скорее небрежно, будто равному.

— Да-да, конечно, идите, полковник. И спасибо вам.

Оставшись один, Диего снова вернулся мыслями к лейтенанту Альваресу. Занятный молодой человек. Очень... пламенный, как сказали бы в Испании. Диего чертовски давно не был в Испании. А в Новом Свете даже страсть другая.

Всё-таки жаль, что лейтенант Альварес его терпеть не может. Очень жаль.

***

Оставшееся время, пока его не сменил лейтенант Хименес, Себастьян вслушивался в каждый шорох. Но ничего так и не произошло. Кроме, разумеется, того, что случилось раньше.

Себастьян не мог понять, как к этому относиться. Бледный губернатор, неправильно держащий шпагу, и три трупа на ковре... Если бы Себастьяну рассказали подобную историю, он никогда бы не поверил. Но вряд ли его обманывали собственные глаза. Не Хесусито же заколол тех троих, честное слово!

Де ла Серна внезапно оказался совсем не прост. Себастьян удивился, до чего его это взволновало. Как будто ему хотелось, чтобы первое впечатление о губернаторе было неверным. Наверное, из-за отца. Себастьян наизусть помнил его последнее письмо, в котором отец упоминал, что в Нуэва-Арагон едет новый губернатор, «но вряд ли он станет сколь-нибудь значимым препятствием для меня. Уверен, скоро я получу то, о чём мечтал, и отвечу наконец достойно тем, кто унизил меня». Следующим известием от отца было сухое официальное письмо о его смерти.

Да, наверное, дело в этом. Человека, случайно вставшего на пути отца и, возможно, косвенно поспособствовавшего его смерти, хотелось видеть... по меньшей мере достойным. Пожалуй, больше Себастьян оскорбился бы, лишь если бы Зорро оказался немощным плюгавым старикашкой, забирающимся на лошадь при помощи троих слуг.

Снова и снова Себастьян вспоминал де ла Серну. Вот он стоит посреди комнаты и расширившимися от ужаса глазами смотрит на трупы. В его руке шпага; учитывая, как он её держит, у него, должно быть, чудовищные синяки, или даже выбиты пальцы. Скорее всего, не чувствовал боли от страха. Как же он смог убить тех троих? Себастьян представил, как, перепугавшись за ребёнка, губернатор хватает со стены старую шпагу, принадлежавшую ещё его дядюшке, делает неуклюжий выпад... Да-да, конечно, его выпады неуклюжи и оттого непредсказуемы; на его щеках горит лихорадочный румянец, губы чувственно приоткрыты...

Что?

Себастьян замер, громом поражённый, поняв наконец, о чём думает. Мигель де ла Серна в его воображении криво ухмыльнулся и равнодушно сказал: «Ай, как нехорошо вышло!». Почему-то голосом Берто.

Впрочем, отчего «почему-то»?

Загадка была в губернаторе Нуэва-Арагона, будоражащая фантазию тайна, и это влекло Себастьяна, разжигало в нём интерес и... то, что лучше не называть своим именем даже в мыслях. Да-да, лучше подумать о другом. О капитане фон Меркеле и полковнике де Мендосе, которые наверняка знают правду. Если это так, становится понятным, почему они столь верны губернатору. Уж кого-кого, а этих двоих более чем смешно подозревать в чём-то постыдном...

Мысли упорно возвращались к напудренному губернатору. У него такие глаза... Интересно, как он смотрит, когда никто его не видит? «Тааааайна», — прошептал Себастьян и нехорошо улыбнулся. Я разгадаю твои секреты, де ла Серна. Я выясню, что ты скрываешь, и вправду ли трусливая размазня способна случайно заколоть шпагой троих головорезов.

«Мигель», — шепнул Себастьян.

Теперь он всё свободное время проводил неподалёку от губернатора. Тот, конечно, не мог не заметить явного интереса молодого лейтенанта, но пока не показывал виду. По крайней мере то, что он умеет замечать, но не показывать виду, можно считать доказанным. Что ещё скрывает Мигель де ла Серна, интересно? Таинственных защитников, выскакивающих по его зову из-под кровати? Или мастерское владение клинком?

Вскоре Себастьян нашёл ответ на этот вопрос. Губернатор Нуэва-Арагона виртуозно скрывал себя самого. Он выслушивал благородных донов, смешно округлял губы, говорил: «Да? Вот как?», говорил: «О, я убеждён, вы справитесь с этим наилучшим образом!», говорил: «Я верю, вы придумаете, как выпутаться из любого щекотливого положения!». Доны млели — и делали то, чего он хотел и что исподволь им навязывал.

Управление мягкостью. Себастьян впервые видел такое. Де ла Серна ни на кого не давил, он никогда не приказывал, только просил, но его просьбы исполнялись мгновенно. Интересно, почему?

Когда-нибудь Себастьян найдёт ответ и на этот вопрос. И тогда останется только два непрояснённых момента: кто убил тех троих и как соблазнить губернатора.

***

После ярмарки дела пошли веселее: казна города получила хорошее вливание, и можно было не ждать корабля из Испании, который привезёт песо в обмен на добытое на рудниках Нуэва-Арагона серебро. Кроме того, на ярмарке Диего купил дешёвый ячмень и хорошо продал маис. Одним словом, город отлично нажился на этом мероприятии, что делало настроение его превосходительства воистину безоблачным.

Полковник допросил заговорщиков и не без удивления выяснил, что они никак не связаны с его семьёй. Головорезов наняли некие Чиваресы; де Мендоса о них ничего не знал, зато информаторы утверждали, будто слышали это имя от людей бандита Пако Рохаса, не так давно появившегося неподалёку от города. Диего кивал, слушая доклады: бандитов частенько нанимали для оказания разнообразных услуг, в той или иной мере незаконных. Да что там, он сам когда-то так зарабатывал, хотя к бандитам себя не относил. Выяснить бы теперь, каких услуг ждут таинственные Чиваресы от Рохаса.

Тем временем о бандите заговорили и в городе. Донья Ортенсия заявила о нападении на своих людей и краже скота, в присущих ей резких выражениях потребовала найти и наказать виноватых, и Диего успокаивал её вместе с её достойным супругом. Вдвоём они с этой непростой задачей справились, но кому как не Диего знать, что за бучу способна поднять Ортенсия, если не выполнить её требования быстро! Пако надо ловить, тем более если он начал грабить жителей Нуэва-Арагона.

За всеми этими хлопотами лейтенант Альварес, может, и забылся бы, но он сам постоянно напоминал о себе. Крутился поблизости, бросая на Диего то заинтересованные, то попросту жадные взгляды, как будто ждал чего-то. Сначала Диего подумал, что, возможно, молодой человек ищет удачный момент для разговора наедине, и организовал пару таких моментов. Но нет, Альварес удалился в смущении. Выходит, он ждал от губернатора неких слов или поступков, но тот всё не мог понять каких. Зато научился получать удовольствие от компании лейтенанта. Глядя на него, Диего вспоминал свою юность и те сумасбродства, которые творил, пользуясь своей свободой никому не нужного человека. Альварес был более сдержан, но в нём горело то же пламя, его заметил бы и слепой.

Разгадка, нелепая и внезапная, пришла оттуда, откуда они всегда приходят у предусмотрительного губернатора: от информаторов. Так же спокойно, как говорил о мухлеже с амуницией, солдат Родригес рассказал, что лейтенант Альварес по вечерам рукоблудит, твердя имя его превосходительства. Диего чуть приподнял бровь, поблагодарил за сведения, и только когда Родригес ушёл, бессильно расхохотался.

А он-то теории строил. Заговоров боялся. Болван. Мальчишка влюбился, только и всего.

Но почему в него? В городе полно молодых красавцев, чем они его не устраивают? Диего подошёл к зеркалу и долго себя рассматривал. Ровным счётом ничего интересного. Его можно назвать каким угодно, но привлекательным... Нет, привлекательным нельзя. Не то чтобы Диего не понимал своих достоинств, однако красота в их длинный список определённо не входила. И вообще, он этому Альваресу в отцы годится!

— Скажите, тётушка, — сказал Диего, не оборачиваясь — не услышать шорох платьев доньи Карменситы мог только мёртвый, — я способен привлечь внимание... молодой особы?

— Ты — нет, твой кошелёк — да, — немедленно ответила эта честная женщина.

— Хм. А что вы скажете, милая тётушка, если я поделюсь с вами пикантной тайной? Некто в самом деле, ммм, страстно желает меня. Именно меня, ну, если вы понимаете, при каких обстоятельствах это можно выяснить.

— Извращенцев хватает, — пожала плечами донья. — Ты об этом своём лейтенантике, что ли? Он с тебя глаз не сводит, будто ты сеньорита красоты неземной. Ну что уставился? Я слыхала, что между мужчинами это как-то бывает, правда, очень приблизительно представляю как. Может, по меркам извращенцев ты писаный красавец.

— Да нет вроде, — с сомнением пробормотал Диего, ещё раз пристально изучая своё лицо в зеркале.

— А ты откуда знаешь? Сам из этих, что ли?

— Да не то чтобы, тётушка, просто... ну как вам сказать... пробовал в жизни всякое, — Диего наконец отвернулся от зеркала и улыбнулся сеньоре фон Меркель.

— Ты определись, племянничек: либо ты просто пробовал и тогда не можешь судить, хорош ты для правильного извращенца или нет, либо ты один из них и имеешь об этом хоть какое-то представление.

— Да, дорогая тётя, пожалуй, вы правы. Я действительно не могу судить... Но что мне делать с этим?

Донья Карменсита пожала плечами.

— А это от тебя зависит. Как тебе кавалер-то, нравится? Только если нет, не вздумай мяться, будто девка на выданье, мужчин это распаляет. И нечего на меня так смотреть, конечно, я тебе объясняю, ну какой из тебя мужчина, Мигелито? Губернатор ничего, а мужчина...

Диего покаянно вздохнул.

— Знаете, тётушка, если бы вас не было, вас стоило бы придумать. Вы так очаровательно говорите то, что думаете...

— Да, я знаю. Так вот, Мигелито, я к тебе по поводу Хесуса. Фриц сегодня поругался с Мартинесом.

— С Мартинесом? Но позвольте, тётушка, чем вашему дражайшему супругу не угодил наш лекарь?

— Он запрещает Фрицу заниматься с Хесусом столько, сколько Фриц считает нужным. Говорит, у ребёнка не выдержит сердце.

Диего удивлённо выгнул бровь.

— Вот как? И почему же вы пришли ко мне, тётя?

— Боюсь, Мигелито, нам нужен другой лекарь.

— Другой? Тётушка, вы же помните, что он спас Хесусу жизнь?

— А теперь он приносит ему вред, — уверенно сказала донья Карменсита. — Фриц прав: если мы не хотим, чтобы Чучо гнуло ветром, из него надо делать мужчину. Постепенно, конечно, с этим никто не спорит. Но в Новом Свете не выживают чахоточные мечтатели, такие модные сейчас в Европе. А Мартинес кричит о своём врачебном долге, пугает детей...

— Хорошо, тётя, — серьёзно сказал Диего. — Я попрошу сеньора Мартинеса больше не вмешиваться в дела вашей семьи и... попробую найти кого-то другого. Не обещаю, что это будет быстро. В Новой Испании пока не построили достаточно университетов.

— Хорошо, Мигелито, — величаво кивнула сеньора фон Меркель и направилась к выходу.

— Тётя... — неуверенно позвал Диего. Она обернулась. — Вы уверены? Он ведь и правда может...

— Я живу с Фрицем десять лет, — негромко, но веско сказала Карменсита. — Он ещё ни разу не сделал плохо ни мне, ни детям. Я буду верить ему и дальше.

— Да, тётя, — снова вздохнул Диего и опустил глаза.

Донья Карменсита вышла, а Диего внезапно, впервые за пару лет, вспомнил Мигеля — настоящего Мигеля де ла Серну, одного из немногих своих друзей. Они росли вместе, соседи по загородному поместью, и племянник теперешней сеньоры фон Меркель как раз и был таким болезненным ребёнком, которого любой ветер не сдувал, однако укладывал в постель с простудой. Кто знает, что бы было, воспитывай его любящий, но безжалостный солдафон вроде Фрица? Может, и выстоял бы против убийц...

Конечно, сейчас бессмысленно гадать. Но будь Диего проклят, если станет мешать фон Меркелям спасать их сына!

Пока он размышлял, где взять лекаря с железными нервами, под окнами появился лейтенант Альварес. Диего рассеянно смотрел на мальчишку, с независимым видом разгуливающего в саду, время от времени посматривая на окна губернаторской спальни, и из последних сил сдерживал идиотскую улыбку.

Да, чёрт возьми, ему было приятно! Приятно знать, что юнец, пылкий и искренний, пылает к нему страстью, мечтает о нём, как сам он в его возрасте мечтал о красивой сеньорите... или о денежной должности, о чём он там мечтал?.. А, о деньгах. И о красивой сеньорите.

И что теперь с ним делать, таким пылким? Ответить взаимностью? А если заробеет и убежит?

Сам себе удивляясь, Диего возмутился — почти как истинная сеньорита. Что значит заробеет? Не мужчина он, что ли?

Вот и проверим.

***

Если бы кому-то из его знакомых в Севилье рассказали, как Себастьян торопится занять пост у покоев губернатора, рассказчика подняли бы на смех. Ведь он всегда считал подобное времяпрепровождение самым скучным на свете.

Что ж, это и к лучшему. Если до Севильи в самом деле долетят слухи, им никто не поверит.

Себастьян взлетел по лестнице, лихо козырнул лейтенанту Орокаро, принял пост и, как это было заведено здесь — о, провинция! — заглянул в покои губернатора.

И застыл на пороге.

Мигель де ла Серна сидел в своём любимом кресле и читал письмо. Свет заходящего солнца падал на его лицо таким образом, что оно казалось одухотворённым; впрочем, дело не в лице. Вся поза губернатора будто бы намекала на что-то неприличное, словно письмо в его руках — лишь повод убить время, пока не пришёл тот, кого он на самом деле ждёт, причём в его мыслях они уже встретились и, раздеваясь, шепчут друг другу непристойности.

— Простите, ваше превосходительство, — пролепетал Себастьян, поняв, что его заметили, — я не знал, что вы кого-то ждёте. Я буду снаружи...

— Отчего же, лейтенант, — живо отозвался губернатор; он отложил письмо и переменил позу, отчего Себастьян едва не застонал, — я, собственно, ждал вас.

Себастьян сглотнул.

— Меня?

— Да-да, вас. Вы проходите, лейтенант, проходите. Знаете, мне рассказали, что вы, ммм, как бы это сказать, увлечены мной.

— Я... что?

— Увлечены, — спокойно повторил губернатор. — Вечерами, дорогой мой лейтенант, вас бывает слышно. Если прислушиваться, конечно.

Себастьян почувствовал, что отчаянно краснеет. Но каков, однако, де ла Серна! Говорит о... таком безо всякого смущения!

— Ну, и я подумал, — невозмутимо продолжал де ла Серна, — что надо спросить вас, насколько ваши чувства сильны и как далеко вы готовы зайти.

Себастьян не верил своим ушам. И глазам заодно. Потому что если им верить, то пришлось бы признать, что губернатор его соблазняет. Если это проверка и он поддастся, его вышвырнут из Нуэва-Арагона, и он не только навсегда погубит свою карьеру, но ещё и не отомстит за отца. А если де ла Серна невероятным образом говорит именно то, что думает, и Себастьян откажется, хм, назовём это «принять протянутую руку», второго шанса не будет. Ни один мужчина, даже будь он трижды размазня, не станет навязываться дважды.

— Ваше превосходительство, — Боже правый, как же он сейчас глупо выглядит, красный как рак и мямлит что-то, — ваше превосходительство, я почту за честь ваше... внимание, надеюсь, вы поймёте мою растерянность, я не надеялся на то, что вы проявите благосклонность... Одним словом, чувства мои сильны, как воля полковника де Мендосы и голод сержанта Гарсии, если оставить в стороне романтическую чепуху.

— В таком случае, — сказал де ла Серна, поднимаясь, — давайте запрём двери и дадим вашим чувствам выход, лейтенант.

Себастьян до последнего ждал подвоха. И всё-таки он оказался внезапным.

— Ну, чего же мы ждём? — удивлённо спросил губернатор, когда Себастьян старательно запер дверь и для верности задёрнул шторы. — Ванная комната там, лейтенант, пожалуйте.

И Себастьян понял, что попался.

Да, он желал де ла Серну, страстно желал, но представить его сверху не мог совершенно. Это трогательное существо с удивлённым взором было очаровательно, нежно, да сотню эпитетов можно придумать для него, однако ему совсем не подходило слово «мужественный»! Себастьян не был девственником, они с Берто легко менялись местами, но Берто... Он ведь другой. Они оба другие.

Губернатор ждал с невозмутимым видом, чуть иронично выгнув бровь, такой беспредельно непосредственный, что в его искренность не верилось. Медлить было нельзя, и Себастьян отправился в ванную комнату.

Когда он вернулся, губернатор спокойно и неторопливо раздевался. В полумраке зашторенной спальни тело Мигеля казалось смуглым, как у здешних пеонов; он двигался красиво и совершенно не обращал внимания на присутствие Себастьяна, хотя, несомненно, заметил его возвращение. Кокетство вполне в стиле де ла Серны. Нет, это невозможно терпеть, чёрт подери! Себастьян подошёл и, окончательно наплевав на жалкие остатки самообладания, полез целоваться.

А потом крепкие пальцы ухватили его за плечи, жадные губы ответили на поцелуи, и стало как-то всё равно, что совсем недавно он считал губернатора говорящей куклой.

***

Диего лежал на спине и ухмылялся в темноту. Мальчик водил пальцем по его груди, будто пытался что-то там прочитать. А ведь и прочитает, он не дурак.

— У тебя такие мышцы.

Ничего больше не сказал, маленький мерзавец. Хотя всё и так понятно: не похож ты, дорогой губернатор, на беспомощного младенца, которым пытаешься казаться.

— Я рос болезненным мальчиком, Себастьян. Как Хесус. Если ты спросишь в моём родном городе, тебе скажут: Мигель де ла Серна выжил потому, что его родители были добрыми католиками и Господь явил им чудо. Я пытаюсь держать себя в форме. Делаю специальные упражнения, много времени провожу на свежем воздухе. Я не воин, если ты это имеешь в виду, но мне ничего не стоит пробежаться с кем-то из младших фон Меркелей на плечах.

— Ты сейчас... не такой, как... ну, обычно.

Диего лениво пожал плечами.

— Ну я ведь могу с тобой вести себя несколько посвободней, чем с другими?

Обезоруживающий аргумент как раз для таких юнцов. Себастьян замолчал и даже, кажется, устыдился.

— Знаешь, эти доны, с ними трудно, — капризно сказал Диего. — Чуть только пытаешься ими командовать, они немедля начинают артачиться, будто дурно воспитанные лошади. А я же губернатор! Я должен отдавать приказы, а они — подчиняться! Вот и приходится уговаривать, а от этого так устаёшь. Иногда хочется просто сказать им: не смейте меня не слушаться! А нельзя. Бунт поднимут.

Себастьян сочувственно вздохнул. Какое-то время оба молчали, а потом мальчик — несдержанный и неумный, все такие в его годы — задал вопрос, который, похоже, давно его мучил:

— Мигель, кто всё-таки убил тех троих?

— Сложный вопрос, Себастьян. Понимаешь, я и правда схватил шпагу, и...

— Мигель!

Несносный мальчишка мягко улыбался. Вот ведь зараза, ни на секунду не усомнился в его ничтожности! Впрочем, не это ли Диего и надо?

Хм. А ведь обидно.

— Ну, если совсем точно, то меня выручил Зорро. Но ты никому об этом не скажешь!

— Зорро?!

— А что тебя, собственно, так удивило?

— Ну, он ведь вроде как преступник, которого, насколько я помню, разыскивают, чтобы предать суду!

Диего беспечно пожал плечами. Интересно, в Испании все настолько правильные? Он сам таким же был или всё-таки нет? Уже за давностью и не припоминается...

— Вроде как преступник, — согласился он. — Тут всё сложно, Себастьян. Я могу бросить все силы на поимку Зорро, неизвестно, правда, сколько времени его будут ловить и как много людей я потеряю. А могу закрыть глаза на его существование в обмен на... некоторые услуги. И, разумеется, до тех пор, пока он не нарушает закон.

— Но он его уже нарушил! И не раз!

Диего вздохнул.

— Так расскажи мне о его преступлениях, Себастьян. Что-то я о них не слыхал.

— Он убивал! В том числе людей, находящихся на службе короны!

— Солдат, которым приказывали убить его? Он защищал свою жизнь, у него не было выбора.

— А полковник Уэрта? Разве не Зорро убил его?

— Себастьян, полковник Уэрта сам преступник вообще-то. Я не стал поднимать вопрос о его преступлениях, потому что он погиб, но...

— Не говори так!

Диего удивлённо посмотрел на Себастьяна. Вроде большой мальчик, должен понимать, если они один раз переспали, это не значит, будто теперь он может помыкать губернатором. Но нет, похоже, здесь личный интерес: лейтенант вспомнил, что он всего лишь лейтенант, смешался и покраснел. Чертовски мило краснеет. Диего накрыл руку Себастьяна своей, участливо заглянул ему в глаза и проникновенно сказал:

— Рассказывай.

Мальчишка судорожно вздохнул, и Диего понял, что добился своего. Этот Себастеперь его с потрохами.

— Полковник Рамон Уэрта де Кастро — мой отец. Ты сейчас предлагаешь мне поверить в то, что человек, убивший моего отца, — невинно обвинённый герой.

М-да. Вот это новость. А что, можно гордиться: чутьё опять не подвело. И полковник не просто так на лейтенанта Альвареса настрочил вдвое больше запросов, чем на второго парня из Испании, Хименеса. Выходит, Себастьян приехал сюда, чтобы отомстить за отца. Только кому — губернатору или Зорро?

Глупый вопрос. Будь его целью губернатор, они бы не лежали сейчас в одной постели. И не говорили про Уэрту.

Продолжение в комментариях

@темы: ФБ, мои фики, тексты

---

Продолжаю вывешивать фики с ФБ. Этот - мой любимый.

Название: Город ангелов
Автор: КП
Бета: hao-grey, Vedma_Natka
Персонажи: Диего де ла Вега, Алехандро Мурьета/Элена Монтеро, НМП, Уильям Сомерсет и другие
Категория: джен с упоминанием гета
Жанр: приключения, мистика
Размер: миди, 16219 слов
Рейтинг: R
Задание: фильм "Семь"
Краткое содержание: Диего де ла Вега, сын одного из лидеров наркокартеля "Лос Зетас", не любит насилия и всячески старается отмежеваться от отцовских дел. Однако некий странный старик решает изменить его судьбу...
Примечания: 1. Модерн!АУ; кроссовер канонов Зорро между собой с добавлением фильма «Семь».
2.

Как использован наш фильм:

Уильям Сомерсет – детектив из фильма «Семь»; Давидо де Молина – испанский вариант имени второго детектива из фильма, Дэвида Миллза; Фуланито де Таль и Менганито де Куаль — испаноязычные аналоги псевдонима Джон Доу (убийцы в фильме), их можно приблизительно перевести как «некий господин такой-то». В фике использована основная идея фильма — о недопустимости самосуда, который ставит «мстителя» на одну доску с преступником, и идея финала фильма, в котором преступник побеждает несмотря ни на что, а также сама тема убийств как возмездия.
3.

Информация по матчасти

"Лос Зетас" – реально существующая вооружённая группировка, крупный наркокартель, имеющий значительный вес в Мексике и ведущий постоянные войны с другими картелями.
Противостояние правительства и наркокартелей в Мексике действительно имеет характер военных действий, привлекается и действующая армия. Бывали случаи, когда армия и полиция в ходе совместных действий с боями входили в город, где размещался штаб картеля. Бывало, что картели уничтожали всю полицию города поголовно. Естественно, в этой ситуации очень велика коррумпированность полиции. Подробнее об этом можно почитать, например, здесь.
Наркокартели, в частности "Лос Зетас", действительно массово убивают мигрантов, направляющихся в США. Из одного из недавно найденных захоронений извлекли 193 трупа мужчин и женщин. Мотивы этих убийств полиции неизвестны (по меньшей мере официально).
Барак Обама действительно высказывался по поводу недопустимости происходящего в Мексике, США даже выделили Мексике деньги на борьбу с картелями и помогают советом и специалистами.
Разумеется, в тексте есть масса неточностей, передёргиваний и художественного вымысла. Не надо воспринимать его как полностью достоверный.
Предупреждения: нецензурная лексика, насилие.
Ссылка на скачивание в формате .rtf: GorodAngelov.rtf

— Кто им заплатил, вот что я хочу знать! — бушевал отец.

— Я бы скорее поставил вопрос так: был ли это тот же человек, который проплатил Хосе Анхеля? — невозмутимо заметил Эстебан и промокнул губы салфеткой. — Сеньор де ла Вега, прошу вас, присядьте. Неловко получается — глава дома бегает, а мы сидим и трапезничаем.

Отец рухнул на стул и начал раздражённо ковырять вилкой кусок мяса.

— Не представляю, кому так хочется на тот свет, — пыхтел он. — Вроде бы мы обо всём договорились, чего им ещё не хватает? Чёрт подери, ну что за страна! Чтобы тебя услышали и начали воспринимать серьёзно, надо вырезать пару городов!

Эстебан молча пожал плечами. Ему такое положение дел казалось совершенно естественным.

Диего старался даже жевать потише, чтобы гнев отца не обрушился на него. Обычно Алехандро де ла Вега был добр к своему непутёвому сыну, но в таком состоянии, как сейчас, мог и припомнить ему пару-тройку последних грехов. Впрочем, почему пару-тройку; в глазах отца грех у Диего всего один: излишняя мягкость. Совершенно неподобающая сыну одного из глав «Лос Зетас».

Алехандро-младший деловито жевал и энергично кивал в такт словам отца. Время от времени он вносил свою лепту в разговор, что выражалось в малоразборчивом мычании, обычно означавшем «Да, сеньор де ла Вега, я совершенно с вами согласен» или «Ну до чего же возмутительно, подумать только!». Отец смотрел на него благосклонно и понемногу успокаивался.

— Сеньор де ла Вега, — предпринял осторожную попытку Эстебан, — так я позвоню адвокатам?

— Звони, — буркнул отец, откусив наконец кусок от изрядно уже пострадавшей отбивной. — Толку всё равно не будет, но звони. Всё лишние стволы. Мало ли, может, сможем отбить.

— Жёлтого? — от возмущения Алехандро-младший проглотил то, что жевал, и начал говорить внятно. Диего недовольно качнул головой: по его мнению, разговаривать у Сандро пока получалось плохо. Лучше бы и дальше жевал и мычал. — Да Жёлтого не отпустят, вы что, сеньор де ла Вега! Пристрелят и скажут адвокатам, что так и было, при попытке к бегству и всё такое. Ну не дураки же они!

— К сожалению, не дураки, — отец с досадой отшвырнул в сторону столовый нож. — Но адвокаты, мой мальчик, знают такие вещи, которые нам с тобой неведомы. Например, они могут сделать пару невинных запросов и по тому, кто и как им отвечает, определить, где именно заперли Жёлтого.

Диего чуть пихнул Алехандро локтём в бок; тот на миг застыл, будто пытаясь сообразить, что происходит, потом привстал, ухватил салат с кальмарами, положил немного себе на тарелку и отдал блюдо Диего. Всё-таки хорошо, что отец взял в дом приёмыша. По крайней мере, в житейских вопросах он понятливый малый.

Жёлтого, в смысле Флавио Мендеса Сантьяго, Диего знал плохо. Видел пару раз мельком, да и всё. Не про его честь это — ручкаться с одним из глав «Лос Зетас». Вот Алехандро-младший с ним за одним столом сидел не раз. И с Хосе Анхелем Фернандесом тоже — пока того не взяли, разумеется. Алехандро Мурьета вообще был на хорошем счету в картеле: перспективный парень, взятый в дом де ла Вега, чтобы занять место мягкотелого Диего.

Отличное прикрытие на самом деле.

Диего невесело улыбнулся неожиданной мысли. Прикрытие? Какое к чертям прикрытие? Когда воюют картели, ни один человек, будь он хоть сам Че Гевара, не может ничего сделать. Сиди и не рыпайся, что там прикрывать, как ты играешь на гитаре? Или как вздыхаешь по прелестям юной Лолиты Кинтеро, известной своим пышным бюстом, в котором ей пару раз удавалось провозить по паре килограмм героина? С чего ты вообще решил...

Диего резко помрачнел. Опять это, будь оно неладно. Не его мысли, не его планы. Надо бы уйти к себе и полежать немного, но сегодня не выйдет.

Алехандро-младший озабоченно посмотрел на него. Привык уже ловить смену настроения, это хорошо. Меньше слов надо тратить.

Эстебан поднялся, бросил смятую салфетку на стол.

— Сеньор де ла Вега, вы позволите мне...

— Да, иди уже. Чем скорее, тем лучше. Я сейчас тоже позвоню... в пару мест. Эй, Кончита! Пусть мне кофе и пирожные подадут в кабинет.

Отец шумно отодвинул стул и почти выбежал из столовой. Диего перевёл дух. Алехандро-младший одарил его ещё одним подозрительным взглядом, торопливо доел и тоже вышел из-за стола.

До самой комнаты Диего они молчали. Наконец плотно закрыв за собой дверь, Сандро выпалил:

— Я знаю, что это за чертовщина!

Диего похолодел.

— У тебя тоже?

— Ага, почитай весь обед плющит. Так вот, я знаю, говорю, что это такое.

— Что?

— А помнишь, мы цацки рассматривали? Ну, те цацки, как они там правильно называются... Короче, неважно. Там была такая старая штуковина на подушке, помнишь? Каменная Z на металле. Мы её рассматривали, в руки брали. Тяжёлая, зараза. Помнишь?

— Помню, — неожиданно осипшим голосом сказал Диего. В ноздри ударил запах диковинных пряностей и смолы, пальцы шевельнулись, вспоминая шершавую поверхность камня. Диего, пожалуй, слишком хорошо помнил, как положил на ладонь странную, будто росчерк кисти, каменную букву Z.

— На ней что-то было, точно тебе говорю. Она в руках у меня нагрелась, а с чего бы ей нагреваться? Не металлическая же, каменная. И с тех пор это началось. Мысли чужие... дурацкие. И это, ну... — Алехандро-младший замялся, — снится она мне. Я её во сне в руки беру, в пещеру какую-то утаскиваю...

Диего зажмурился. Пряности и смола, он стоит на коленях перед огромным пнём, а на нём лежит каменный символ картеля. Надо протянуть руку и погладить камень, а потом можно потушить огонь, который весело пляшет на сосновых ветках, и идти делать своё дело. Капли живицы застыли на пне, к манжетам рубашки Диего пристали сосновые хвоинки. Лиса, стоящая поодаль, сердито посмотрела на него, махнула хвостом и убежала.

— ...Если бы какая золотая цацка снилась или серебряная, — бубнил где-то вдалеке Алехандро-младший, — то хер бы с ней, а каменная... Колдовство это, вот что я тебе скажу.

Диего открыл глаза, глубоко вздохнул, подошёл к Сандро и положил ладонь ему на лоб. Лоб был горячим.

— Послушай, парень, на дворе двадцать первый век, какое колдовство? Знаешь, давным-давно жил такой умный человек, Оккам, и была у него первоклассная бритва...

— Диего! Ну чего ты со мной говоришь, как будто я Лолита? Знаю я про Оккама. Он тоже считал, что если всё лишнее отсёк, а решения нет, — значит, отсёк что-то не лишнее. Говорю тебе, каменюка эта виновата. В чём, не знаю. Может, заклинание на ней, может, неведомое науке излучение, а может, проклятие фараонов и Кетцалькоатля. Но это она. Знать бы ещё, чего хочет-то... Потому что пока всё сходится на том, что она пытается нас убить.

— Алехандро, — терпеливо произнёс Диего, — вдумайся, ты пытаешься сказать, что символ картеля внушает нам идиотские мысли, транслирует, так сказать, прямо в мозг, да ещё и с кровожадными целями. Тебе точно не пора к врачу?

— Да это ты психический! — взорвался Сандро. — Одна и та же фигня происходит с нами обоими после того, как мы подержали эту хрень в руках, да к тому же она нам ещё и снится!

— Фигня или хрень? — чопорно осведомился Диего.

— Да иди ты! Прекрасно же всё понимаешь, ну! Давай сходим туда ещё раз, а?

— И начнём светиться? Пахнуть ладаном или серой? У нас откроется третий глаз? Может, лучше держаться от этой штуки подальше, если ты её... подозреваешь?

Шершавый камень, тёплый, будто дерево, наверное, он напитался от того дерева, которым был этот пень совсем недавно. Пальцы греются о камень...

— Я знал, — Алехандро широко улыбнулся, — знал, что ты не полный идиот! Сегодня ночью?

Лиса смотрит на него осуждающе и качает головой, совсем как отец.

— Хорошо. Сегодня ночью.

***

Дверь в кабинет начальника была приоткрыта; оттуда доносился полузадушенный писк компьютера. Адская машинка снова начала раз за разом перегружаться, не обращая внимания на подаваемые команды. Давидо хмыкнул. А ведь было время, когда он завидовал шефу: вот, ему компьютер дали, а ты тут уродуйся с печатной машинкой... Ну уж нет, спасибо. Печатные машинки не зависают, не объявляют внезапно, что файл с отчётом, который надо сдавать, битый и его невозможно открыть, и не выключаются, не сохранив набираемый документ, когда гаснет свет.

Подумаешь, стучат громко. А нечего сидеть в участке всей толпой, когда люди протоколы пишут. Работа полицейского — на улицах.

На самом деле детектива Давидо де Молину сейчас раздражало всё. Слишком громкий голос болтающего по телефону Эрнандо, слишком тихий шёпот Мигеля и Пабло — о чём это они секретничают? — ненормально быстро остывающий кофе, ведь только что налил... Дело было, конечно, в чёртовом гринго, которого они ждали.

Вот кто сказал, интересно, что гринго умеют бороться с наркотиками? Ну, нет у них картелей, и что? А где всю выращенную в Мексике дурь продают, а? Уж всяко не в Бразилии. В своё время, по малолетству, Давидо сам чуть не стал перевозчиком, так что немного в том, как это делается, разбирался. Ни черта они не отслеживают в своих Соединённых Штатах. Им бы только мигрантов не пускать, а если у тебя обратный билет есть и ты не первый раз ездишь, то есть можно не переживать, что останешься, — да вези хоть слона, хоть чупакабру! Блядские ленивые скоты, вот они кто. А туда же, поучать лезут. Обама ихний пёрнул с Капитолия — и расстарались присылать мексиканским братьям консультантов по борьбе с наркомафией. Свои бы жопы подтёрли, недоделки.

И начальник тоже хорош, хуй мохнатый. Нет бы скинуть этого гринго на Моралеса, или хотя бы на Рамиреса — они же в основном наркокартелями и занимаются. Но нет, конечно, штатовца надо подсунуть Давидо, потому что Давидо — главный козёл отпущения в участке. Надо бы за эту дополнительную нагрузку надбавку потребовать. Сроду с картелями не воевал, но именно де Молина заслужил особенную нелюбовь грёбаного начальства, а значит, все неприятности будут валиться на него, пока не догадается подать к хуям в отставку.

Не дождётесь, мать-вашу-сеньор Варгас. Давидо де Молина, может, и склочный тип, матерящийся через слово, но чтобы вы утёрлись, он договорится и с гринго.

Пузатый чёрный телефон на столе противно задребезжал. Давидо взял трубку.

— Детектив де Молина.

— Едут, — скрипнула трубка. — Будут у вас минут через десять.

— Спасибо, Педро. С меня пиво.

В ответ раздались короткие гудки.

Давидо вполголоса чертыхнулся и в третий раз начал прибираться на столе. Предыдущие две попытки закончились полным провалом: любимые сотрудники постоянно дёргали.

Он уже разобрал две стопки из трёх (нашлись протокол, который он искал три дня, и загнивший бутерброд, источник неприятного запаха), когда влетел сержант Гарсия, сбив стоявший недалеко от двери стул, и заорал:

— Давидо, Давидо, срочно нужен протокол опознания Рохаса, давай скорее, я отвезу!

— Что опять за спешка, Гарсия? — Давидо скривился, выкидывая истлевший труп бутерброда. — Какое-то начальство встало не с той ноги, а я должен из-за этого жопу рвать?

— Ай, Давидо, ты не понимаешь, сам сеньор Монастарио интересуется! Это не шутки! Давай скорее протокол!

— Значит, так, сержант Гарсия, во-первых, смирр-но! — рявкнул Давидо. Гарсия перепуганно вытянулся по швам, выпятив огромный живот. — Вы, сержант Гарсия, ебать вас в рот, сейчас разговариваете со старшим по званию, извольте уважать и обращаться по форме! Кроме того, согласно статье... статье... короче, согласно действующему законодательству, оригинал протокола я могу выдать кому угодно — я повторяю, кому угодно, сержант Гарсия! — только по письменному требованию, заверенному как минимум канцелярией нашего министерства. Или по решению суда. А в-третьих, копию протокола мне сейчас делать недосуг, потому что с минуты на минуту сюда приедет консультант из Соединённых Штатов, агент ФБР или ещё кто-нибудь в этом роде, и моя обязанность — его принять. Это важнейшее дело государственного значения. Я, разумеется, не обязан отчитываться вам в этом, но хочу, чтобы вы поняли, насколько неуместны ваши крики о том, что я должен всё бросить и прямо сейчас, не подтерев жопу, кинуться отсасывать начальнику полиции нашего вшивого городка. Да тут судьба Мексики решается, можно сказать! Будьте же патриотом наконец!

Гарсия внимал, выпучив глаза. Дослушав тираду Давидо, он обалдело кивнул, отдал честь, развернулся и, печатая шаг, убрался вон.

Давидо облегчённо вздохнул. В полиции, конечно, приходится работать с идиотами, но иногда в этом есть свои плюсы.

Задняя дверь хлопнула, и раздался голос Лопеса.

— Прошу вас, мистер Сомерсет, — старательно выговаривая английские слова, сказал он.

Давидо чуть не застонал. Ну, догадался — вести гринго через двор! Там же грязь непролазная, и стены в последний раз красили, когда хуй Давидо ещё назывался пиписькой.

Нельзя же так сразу. Хоть бы пообвыкнуться ему дали.

Взгляд упал на ободранную батарею. Давидо подхватился и быстро разложил на ней свеженькие ориентировки — прикрыть безобразие.

— Вот, мистер Сомерсет, — сказал Лопес, заходя в комнату, — это детектив де Молина, он будет работать с вами.

Давидо моргнул. За Лопесом шёл высокий негр в тёмно-сером костюме. На вид лет сорок-пятьдесят, часы, кажется, наградные, туфли минимум баксов за триста, или сколько там стоят хорошие туфли в Штатах.

Вот тебе и гринго. Стало даже немного обидно: ждал белого засранца, похожего на здешних, как хуй на маракуйю, а приехал... почти свой, только разодетый. А ведь, небось, засранец почище белых. Иначе зачем бы его прислали?

— Здравствуйте, детектив, — испанский Сомерсета был поприличней, чем английский Лопеса. — Меня зовут Уильям Сомерсет, и я работаю с организованными преступными группами пятнадцать лет. Надеюсь оказаться вам полезным.

— И вам доброго здоровья, — Давидо пожал протянутую руку. — Я Давидо, работаю в этой дыре девятый год и всё ещё жив, что в наших условиях можно приравнять к рыцарскому званию. Если буду вас доставать, скажите.

Сомерсет кивнул.

— Я прошу прощения, что сразу о работе, но мне сказали, что вы арестовали некоего важного в картелях человека.

— Да, Флавио Мендеса Сантьяго, кличка Жёлтый. Операцией руководил детектив Рамирес, он должен вот-вот подойти, у него следственный эксперимент по одному делу.

— Понятно, спасибо. Я бы хотел посмотреть протокол допроса, думаю, вы понимаете.

— Понимаю, что ж тут непонятного. Рамирес придёт и непременно вам его покажет.

— А вы не могли бы вкратце обрисовать мне ситуацию в вашем районе?

Давидо пожал плечами.

— Да что тут обрисовывать, пиздец как он есть, уж простите за прямоту. «Лос Зетас» ведут войну за влияние со всеми окрестными картелями, те отбиваются, как могут. Недавно у нас была перестрелка — заехали парни из «Синалоа», у себя дома они уже вздохнуть свободно не могут, так решили нагрянуть, так сказать, в тыл врага. Мы их вместе с армией разнимали. У нас, знаете ли, город туристический, только не хватало стрельбы на улицах. Но в основном «Лос Зетас» тут хозяйничают, как в трусах у своих жён. Только что почтой дурь свою не пересылают. В основном героин — Мехико близко, да и туристы опять же, есть шанс сбыть что-то, а не только транзитом провезти. Подробности надо у Рамиреса спрашивать, он в основном этим занимается. И Моралес немного.

— Почему же тогда мною занимаетесь вы?

Ах ты ж хуй небритый. Ну хорошо, задаёшь прямые вопросы — получай прямые ответы.

— А меня начальство не любит, — широко улыбнувшись, честно признался Давидо. — Поэтому всякую ерунду типа непрошеных советчиков, не разбирающихся в наших реалиях, сбрасывают на меня. Государственная программа, все дела, но толку ведь от этого всё равно никакого.

— Почему? — изумился Сомерсет.

— Да потому, что ни у кого нет личного интереса же. Программы выполняются для галочки. Вы что, раньше в такой бредятине не участвовали никогда?

— В том и дело, что участвовал. И у нас подобные программы весьма эффективны, потому что никто не работает «для галочки».

— Ну, поглядим. Сами понимаете, я буду только рад, если из этого что-то выйдет. Но у нас полицейские скорее озабочены тем, чтобы выжить, чем тем, чтобы поднять раскрываемость на три процента. Нужные цифры в крайнем случае можно и нарисовать в отчёте.

— И не вскроется?

Давидо посмотрел на гостя как на идиота.

— А кому оно надо? Город получил красивый отчёт от района — вот и отличненько, ему ж надо красивый отчёт провинции сдать, а то шею намылят.

Сомерсет покачал головой.

— Кажется, я понимаю, почему у вас случилось... то, что случилось. Слишком гладкие отчёты, слишком поздно всплыло, что на самом деле всё не так радужно.

— Сечёшь фишку, чувак, — кивнул Давидо. — И пока наверху будут драть нас за отчёты с не теми цифрами, так и будет.

Штатовец явно хотел что-то сказать, но смолчал. Давидо чуть заметно вздохнул. Говорит, что пятнадцать лет работает, а сам наивный, как стажёр. И чему же, интересно, собрались нас учить те, у кого вместо живых людей по стране бегают розовые пони в бантиках? Этот тип с заебись каким опытом вообще живого громилу видел когда-нибудь?

Ох, и наплачемся мы с этими советничками. Как пить дать, наплачемся.

***

Дверь скрипнула. Диего нервно оглянулся.

— Эй, парень, потише!

— Не шипи, тебя слышнее, чем эту несчастную дверь.

— Просто не хочу, чтобы сюда набежала охрана.

— Тогда заткнись.

Диего обиженно замолчал. Они с Алехандро-младшим крались по тёмному коридору, ведущему в комнату с реликвиями картеля. Ради чего они это делали, Сандро так и не объяснил. Возможно, он считает, что если каменюку стукнуть хорошенько, она заговорит человеческим голосом и во всём признается.

— Чёрт! — Алехандро-младший споткнулся о какую-то здоровенную металлическую вазу; та глухо загудела на весь этаж.

Диего замер, озираясь. Вряд ли они смогут объяснить охране, что им здесь нужно во втором часу ночи.

— Да успокойся ты, спят они. Или в карты играют.

— А кто курит тогда?

Алехандро-младший принюхался.

— А это точно курево? Может, благовония какие опять жгут в той комнате? Не похоже ни на табак, ни на траву.

Постояли ещё, напряжённо вслушиваясь в тишину. Потом двинулись дальше.

В той комнате действительно жгли благовония. Именно жгли: на массивную жаровню, лет триста назад отапливавшую комнату зимой, бросили целую охапку сырой травы, и она тлела, сильно дымя. Алехандро-младший закашлялся и просипел:

— Давай откроем окно, а?

Диего отчаянно тёр глаза.

— Нельзя, на окнах сигналка.

— Чёрт, — Сандро снова закашлялся. — Кажется, у меня... аллергия на эту дрянь...

— Уйдём отсюда?

— Ага, пожалуй. Ну её нахрен, каменюку эту, в другой раз зайдём.

Алехандро потянул руку к дверной ручке, но вдруг замер, обернулся и пошёл прямо к витрине, в которой на чёрной металлической подставке лежала каменная Z. Его горло странно дёргалось, как будто парня душил кашель; потом он несколько раз глубоко вздохнул и, кажется, попустило.

Диего смахнул слёзы с глаз и пошёл следом. Смешно сказать, но кусок камня манил его, тянул к себе. Звал по имени. Ведь не Сандро же, честное слово, тянул низким шёпотом нараспев: «Диееееего, Ди-е-го...».

Руки на шершавый камень они с Алехандро положили одновременно.

— Вы пришли, — отчётливо произнёс кто-то слева. — Наконец-то.

Парни резко развернулись и изумлённо уставились на старика, стоявшего в углу. Разодетый, как актёр из фильма про войну за независимость, причём из последних серий, когда одежда должна быть в меру грязной и без меры мятой, он смотрел на них с радостью.

Что ответить, Диего не знал, поэтому не ответил ничего. Алехандро-младший взялся за пистолет.

— Ты кто такой, дед?

— Я тот, кого вы ненадолго выпустили. Меня зовут Диего. Диего де ла Вега.

— Хорош комедию ломать, старик, говори по делу, или я разнесу твою башку вдребезги, — Алехандро-младший смотрел зло и говорил решительно. Диего знал его слишком хорошо, чтобы понять: у него поджилки трясутся. Вот ведь дитя природы, в чертовщину верит.

— Сеньор, — мягко сказал Диего, — действительно, давайте прекратим клоунаду. Кто вы такой и откуда здесь взялись? В этой комнате одна дверь, и она не открывалась. Вы прятались здесь? С какой целью?

— Мне нужен преемник, — ответил старик. — Я долго ждал, но никто не приходил ко мне. А ведь моя сила и моё служение должны быть переданы кому-то, без этого я не могу спокойно уйти туда, где мне давно место.

— Сила? — переспросил Алехандро-младший. Ну как ребёнок, честное слово.

— Служение, — уточнил Диего.

— Я служу справедливости. Пока на свете есть зло, должен быть и тот, кто противостоит ему. Я не знаю, как вышло, что выбор пал на семью де ла Вега, но теперь это наша работа. Беда в том, что у меня было пять дочерей, и никого из них я не мог сделать своей наследницей. Я ждал внуков или на худой конец племянников, но все они оказались... негодными. Потом я умер. И вот наконец пришли вы, сразу двое, чтобы забрать моё бремя и отпустить меня.

— Что за чушь ты несёшь, дед? Комиксов начитался? — в голосе Алехандро угадывалось разочарование.

Старик хохотнул.

— В моё время, молодой человек, читали труды античных философов и французских мыслителей.

— Сеньор, вы лжёте, — Диего сказал эти слова твёрдо, но немного сочувственно. В конце концов, старик, похоже, психический.

— С чего вы взяли, молодой человек? — их странный собеседник, кажется, был уверен в своей правоте. Или тянул время, пока не прибежала охрана?

— Вы сказали, что ваше служение относится к роду де ла Вега, — продолжал Диего. Старик кивнул:

— Именно так.

— Но я-то Мурьета, — подал голос Алехандро-младший. — Я не из семьи де ла Вега. Просто... помогаю сеньору Алехандро с делами.

— Вот как? Это даже любопытно. Но тем не менее никак не отменяет того факта, что вы оба пригодны для работы Зорро.

— Чего? — воскликнули оба парня хором.

— Зорро? Да ты точно на комиксах шизанулся, дед! — возмутился Сандро.

— Простите, сеньор, но в детские сказки мы не верим точно, — кивнул Диего.

Лицо старика просветлело.

— Так про меня помнят? Правда помнят? Сказки рассказывают? Но это же отлично! Значит, всё было не зря! Если бы то, что я делал, не было нужно людям, — пояснил старик растерявшимся от такой наглости парням, — они забыли бы обо мне, как забывают о ненужных вещах. Но они помнят!

— Алехандро, что будем делать? Это работа для психиатра, но мы не можем вызвать охрану: она первым делом спросит, что мы тут делаем.

— А зачем нам охрана? Сами справимся, — Алехандро-младший поднял пистолет и прицелился. — Вот что, дед...

Старик чуть шевельнул рукой, и комната вокруг Диего исчезла. Пропали и старик, и Алехандро, теперь Диего стоял в лесу, огромные сосны скрывали небо, пахло смолой и пряностями. На огромном пне, истекающем живицей, лежала каменная буква Z. Рядом, в аккуратно сложенном костре, весело горели, потрескивая, сухие ветки. Где-то высоко пела птица.

Диего огляделся. Никого. На тропинке, ведущей сюда, никаких следов. Он протянул руку и нерешительно коснулся камня. Шершавый и тёплый, как во сне. Здесь ещё должна быть лисица... Диего повернул голову. Между двумя деревьями, там, где секунду назад было пусто, стояла лиса и смотрела на него.

— Чего ты ждёшь? — спросил Диего, чувствуя себя полным идиотом. — Я должен что-то сделать?

Лиса неторопливо подошла к нему и ткнулась в ладонь. Он погладил её и почувствовал пальцами кожаный шнурок, обвивающийся вокруг шеи животного. Подцепил, снял — лиса чуть опустила голову, позволяя это сделать. На шнурке болтался медальон — кругляш с выдавленной на нём буквой Z. Лиса смотрела.

— Я должен это забрать? — спросил Диего.

Лиса смотрела и молчала. Диего пожал плечами и надел медальон на шею. Лиса удовлетворённо кивнула, развернулась и потрусила вглубь леса.

Резко запахло смолой, как будто ею плеснули в огонь. Диего моргнул — и снова оказался в комнате с реликвиями картеля.

Алехандро-младший отчаянно ругался и вытирал руку о штаны. Старик стоял спокойно, не проявляя никаких признаков агрессии.

— Сандро, что случилось?

— Шлюхачье отродье, она была бешеная, Диего! Понимаешь? Бешеная! Я так пересрал, святая Мадонна! Вылупилась на меня, башка трясётся, из пасти пена капает... Заставила это взять, легла и издохла. Я думал, покусает, тварь.

— Теперь вы не будете говорить, что я лгу, молодые люди? — напомнил о себе старик.

Парни переглянулись.

— Что это было? — резко спросил Диего. Мысль о том, что Алехандро из-за этой клоунады мог по-настоящему умереть, испугала его не на шутку.

— К каждому из вас судьба приходит по-разному. Я не знаю, что именно было у вас. Но по крайней мере теперь вы поверили, не так ли?

— Во что мы должны поверить? Вы можете наконец объяснить нам, что к чему? Пока вы твердите лишь, что мы достойны, не объясняя, почему, и заставляете нас принять силу, о которой мы ничего не знаем.

— И служение, — напомнил Алехандро-младший.

— Вот именно, и служение.

— Теперь вы — Зорро, — просто сказал старик. — Если где-то творится несправедливость, вы узнаете об этом. Если решите оставить всё как есть, будете наказаны. Не спрашивайте меня, как, я не знаю.

— А если не справимся? Знаете ли, сеньор, у нас зачастую вся армия не может справиться с... несправедливостью, что сможем мы двое?

— Я не знаю, молодые люди. Я знаю только, что всегда справлялся. Возможно, Зорро узнаёт только о той несправедливости, которая ему по силам.

— Вот дерьмо, — сказал Алехандро-младший, вертя в руках медальон.

— Возьмите, — старик шагнул к ним, протягивая чёрную маску.

— Это что, нам обязательно её носить? Как Супермену красные трусы?

— Нет, сеньор Мурьета, вовсе нет. Сила от неё не зависит. Это, если хотите, ритуал. Просто возьмите.

Они протянули руки одновременно. Переглянулись, усмехнулись и вдвоём взяли маску. Старик судорожно вздохнул — и растаял в воздухе.

— Вот дерьмо, — повторил Алехандро-младший.

***

Как Давидо и ожидал, кусок дерьма, работавший в их участке начальником, слащаво улыбался гостю из Штатов и радостно выдал ему все мыслимые полномочия скопом. Теперь Сомерсет всюду совал свой нос — правда, надо отдать ему должное, предельно деликатно. Никто, даже взрывной Моралес, ещё ни разу не наорал на него. Ну, ходит. Ну, разбирается. Да пусть его, кому от этого плохо?

В общем, никто не удивился, когда штатовец моментально возник, стоило явиться этим слизнякам в галстуках, адвокатам «Лос Зетас». На крик прибежал, ясное дело: Рамирес разорался так, что стёкла дрожали.

— Жёлтого своего вы увидите в гробу, поняли? — кипятился он. — Или во сне. Или когда у лягушек волосы вырастут. Идите в жопу строевым шагом, и на хую я вертел все ваши права разом! Выучились, бляди подзаборные, и теперь ебанатов всяких защищают. Вот начнёте законность защищать — тогда и говорите про законность, а сейчас пошли нахуй отсюда! Эй, Мендес, выстави их за дверь, пока с ними не случился несчастный случай!

Сомерсет повернулся к Давидо, печатавшему протокол; вид у него был совершенно потрясённый.

— У вас допускаются такие масштабные нарушения закона полицией? Как же вы можете при этом выполнять свою работу? Ведь законность — это основа...

— Послушай, ты, — Рамирес подошёл вплотную к штатовцу и упёр палец ему в грудь, — если в вашей чистенькой стране спокойно выпускают под залог серийных убийц и позволяют адвокатам передавать распоряжения банде от её сидящего главаря, это не значит, что мы станем делать так же, ясно? Нас мало, и мы слабее, так что работаем, как можем. Не нравится — пиздуй обратно в свой Лос-Анжелес или откуда там ты вынырнул на наши головы. Жёлтый будет сидеть, а если его попробуют вытащить — будет лежать в холодильнике, с биркой на ноге. И мне много матерей скажут за это спасибо.

Сомерсет вздохнул. Давидо наблюдал за ним краем глаза; совершенно очевидно, что он ни хрена не понял, у него какая-то своя правда, и в его Штатах она волшебным образом работает.

— Мы не в Штатах, просто поверь, — негромко сказал Давидо. — Здесь всё не так.

— Я уже... понял, — мягко ответил Сомерсет. — Я понял, сеньоры. У вас это общепринятая практика, потому что если действовать по закону, это открывает второй стороне больше возможностей для беззакония. Проблема в том, что это замкнутый круг. Из него нет выхода. Я пока не знаю, как к этому относиться и что посоветовать. Но я узнаю.

— Надейся, — буркнул Рамирес, отходя к своему столу. — У вас в Штатах всё слишком чистенько и глянцево. А внизу — та же честная грязь, что у нас.

— Давай выедем на трупы, а? — сказал Давидо, разворачиваясь к Сомерсету.

— На какие трупы?

— Час назад недалеко отсюда нашли захоронение, набитое трупами. Обычно таким занимается Моралес, но раз ты здесь, дело передали мне. Ты был несколько занят, я решил, что немного эти мёртвые ребята могут подождать.

— Подожди, но при чём тут мы с тобой, де Молина?

— Их расстреляли «Лос Зетас». Рядом их знак. Поехали, я покажу.

Старенький полицейский джип дребезжал и охал, Сомерсет аж подскакивал. Когда он в третий раз нервно дёрнулся, Давидо с ухмылкой спросил:

— У вас в Штатах такие машины уже списывают?

— У нас в Штатах машины до такого состояния не доживают. Особенно полицейские.

— Даже в глубинке?

— Я не могу похвастаться тем, что объездил всю страну, но там, где я был, парк полицейских машин был в отличном состоянии. Даже в какой-нибудь дыре на пять тысяч жителей.

— Бабла у вас много, вот что я тебе скажу.

— У вас тоже немало, да не в тех руках.

— Не скажи. У нас даже наркокурьерам платят не баблом, а товаром. От трети до половины провезённого. Они там, у вас, свою долю и сбывают и уже от вас везут сюда зелень.

— А говорил, никогда не занимался наркоделами.

Давидо пожал плечами.

— У нас это каждый ребёнок знает.

Группа и криминалист уже были на месте, курили на обочине и трепались.

— А почему не работают? — тихо спросил Сомерсет. — Тебя ждут? Осмотреть тела ведь можно и без указания детектива...

— Нафига работать, если не подгоняют? Запомни, парень: настоящие мачо работают только из-под палки. Эй, вы, ленивые свиньи, вам каждому по письменному приказу выдать, чтобы вы зашевелились? А ну, марш работать! Гомес, где твоя адская машинка?

— Не уверен, что не сдохнет, — неохотно ответил криминалист. — Я неделю назад просил его в профилактику сдать, никто не почесался. А он подвисает. Слушай, Давидо, у тебя же было то дело с импотентом, фотографировавшим голых баб в бане? У него же был хороший плёночный аппарат, верно? И он остался в деле как средство преступления, скажи мне, что остался!

— Тебе надо?

— Давидо! Ящик пива, два ящика пива, только добудь мне его! Эта грёбаная цифровая техника без нормального сервиса ни хрена не работает! И нежная, как белая красотка: ни об камень её не приложи, ни под дождём не оставь.

— Ладно, хорош пиздеть уже, давай работай. Я попробую.

Про себя Давидо подумал, что если Сомерсет, очаровательно улыбаясь, как он умеет, попросит Варгаса подарить ему этот чёртов фотоаппарат, Гомес действительно задолжает им два ящика пива.

— Эй, сеньоры! — вдруг вскинулся Сомерсет. — Вы, простите, что делаете? Кто вас учил так делать?

— Чё? — спросил Риккардо Уртадо и сплюнул под ноги.

Сомерсет набрал в грудь воздуха и отчеканил:

— Вы, грязные уёбки, которые колупали в жопе пальцем, когда их учили проводить осмотр места происшествия, быстро, строем, затылок в затылок, отошли нахуй от тел, расположились на расстоянии двух метров полукругом и внимательно смотрите, как это делается, я сказал внимательно, ты, вылупок в красной бандане, которая, кстати, не имеет к полицейской форме никакого отношения.

Давидо икнул. Опергруппа, несколько растерявшись, отошла и действительно расположилась полукругом.

— Смотрите, недоделки, и не рассказывайте потом, что если мамочка родила вас недоношенными, то вы имеете право до конца жизни быть идиотами. Вот это — следы. Видно? Очень хорошо. Так вот когда вы несётесь выгребать трупы, пока их не осмотрели криминалист, судмедэксперт и детектив, вы эти следы нахуй затаптываете, ясно? Не слышу!

— Ясно, — подтвердил нестройный хор.

— Ваша задача на этом этапе...

Давидо вынул из кармана бандану, нацепил на лицо, прикрывая нос и рот, и осторожно подошёл к раскопанной яме. Крепкий запах тут же вышиб слёзы из глаз. Но хоть работать было можно. Он, конечно, детектив со стажем и потому делал вид, что речь Сомерсета его совершенно не интересует, несёт какую-то чушь и ладно, но слушал внимательно. Штатовец рассказывал вроде бы простые вещи, но иногда вворачивал что-то такое, что Давидо так и тянуло записать, и в конце концов он достал блокнот и стал увлечённо чертить схему места происшествия. Якобы чертить, конечно.

Было чертовски обидно. Этот мудозвон в лакированных туфлях, только вчера изволивший избавиться от галстука, в своей академии узнал кучу всего, что могло бы быть полезно ему, Давидо, и ещё многое наверняка забыл за ненадобностью, ведь в его стране розовых пони и преступления гламурные. А им приходится раскапывать нужные сведения самим в перерывах между выездами на дела, потому что преподаватели горазды только брать взятки за проходной балл. Всё равно вы ничего не сделаете, зачем вам тонкости?

Дерьмо.

Дерьма, кстати, практически не было. Значит, убитые перед смертью долго не ели. Всего двадцать три тела, семнадцать мужчин и шесть женщин, убиты выстрелами в упор дня три назад, тут и судмедэксперт не нужен. Сколько стволов стреляло, пусть Гомес смотрит.

Подошёл Сомерсет, дыша через носовой платок, взял одного жмурика за руку. Осмотрел обручальное кольцо.

— Ничего не забрали, верно?

— Они никогда не забирают. Им не надо.

— Но ведь если забрать личные вещи, можно уменьшить вероятность опознания.

— Их это не волнует.

— Почему?

— А что им скрывать? Вот их знак, посмотри. Они же сразу признаются: это мы убили.

На светло-сером камне красовалось чёткое граффити — буква Z.

— Зачем они это делают?

— Никто не знает. Точнее, кто-то знает, конечно. Нам не говорят. Эй, парни, выгружайте их отсюда! — Давидо поднялся, отряхнул штаны. — Гомес, сделай фото каждого. Автобус не нашли?

— Нет, — развёл руками Гомес. — Видать, кому-то он понадобился.

— Вальдес! Вы с Хименесом возьмите с собой штук пять парней со стволами и обойдите округу, выясните, не появился ли у кого автобус. Или, может, кто-то его видел и скажет, из каких краёв.

— Что за автобус? — спросил Сомерсет.

— Это мигранты. Тощие, голодные, если возьмёшься проверять, ни у кого не найдёшь документов. К вам ехали. Таких ребят обычно везут автобусами, «Лос Зетас» их перехватывают и расстреливают всех. Автобус, как правило, бросают, но в этот раз его, видимо, прибрал к рукам кто-то из местных. Кто нашёл тела?

— Патруль, — отозвался один из оперов, — Мартинес и Кастильо.

— Мартинес! Иди сюда! Кастильо!

Двое патрульных, мрачные крепкие ребята, подошли к Давидо.

— Рассказывайте.

— Ну, значит, идём мы на маршрут, вон оттуда... — начал Мартинес.

— Почему оттуда? Я знаю, где ваш маршрут, прекращайте пиздеть и говорите толком.

— Да не пиздим мы! — встрял Кастильо. — Мы погнались за воришкой у рынка, взяли его аккурат за теми гаражами. Там увидели патрули из восьмого, отдали пацана им, он с их территории. И оттуда возвращались на маршрут. Смотрим — собаки грызутся за кусок мяса, а он в тряпку завёрнут. Ну, мы и подошли посмотреть.

— Подошли, — кивнул Мартинес, — а это кусок ноги. Ну, мы собак шуганули, начали искать. Вот там это было, — он махнул рукой, — шагах в двадцати. Нашли то место, которое они, значит, разрыли. А оттуда вонища. Ну, думаем, ясно всё.

— Следов автобуса не видели?

— Не-а. Видать, его на шоссе тормознули и там их и выгрузили.

— Так и было, — сказал Сомерсет. — Вот, смотри, с этой стороны их подтаскивали к яме, видно, как волокли. А если пойти по следу, то...

— Это точно не наши натоптали? — скептически спросил Давидо, разглядывая чуть заметные следы ног разного размера.

— Точно. Во-первых, следы полицейских ботинок идут оттуда, — Сомерсет показал в другую сторону. — Собственно, и мы оттуда подъехали. Во-вторых, ваши топчутся более... рьяно. А тут всего несколько отпечатков. От шоссе сюда идёт твёрдая земля, на ней следов остаётся мало, да и время прошло уже.

— Именно что твёрдая, не разобрать ничего толком. Ладно, по крайней мере ясно, что автобус оставили на дороге, скорее всего, у обочины, и, ясное дело, надолго он там не задержался. Идём поищем, может, найдём след протектора. Маловероятно, конечно...

Полицейские таскали трупы, Гомес фотографировал, в воздухе стоял трупный смрад, а Давидо вдруг почувствовал, как на лицо лезет улыбка. Этот чёртов штатовец всё-таки пролез без мыла в душу, стал своим, зараза. И когда успел?

— Слушай, Орландо, — негромко спросил один полицейский другого, — а чего мы вдруг побежали слушаться этого типа, а? Он же чужак.

— А чёрт его знает, Эухенио. Может, не такой уж и чужак. Дело знает, по-нашему разговаривает... И де Молина его вроде уважает.

Давидо всё-таки улыбнулся — в конце концов, под банданой не видно, ради кого из себя большое начальство корчить? Работать с парнем, который знает своё дело, ему было спокойнее, даром что толку от такой работы немного. Ясно же, что «Лос Зетас» эти двадцать три трупа сойдут с рук. И ещё двадцать три, и ещё. И никакой Уильям Сомерсет с этим ничего не сделает.

И всё равно спокойнее. Хоть пули в спину не ждёшь.

Ну, почти не ждёшь.

***

Диего с детства жил как на вулкане. Когда твой дом — наркокартель, боишься сказать лишнее слово. Сын Алехандро де ла Веги обязан быть крутым мачо, стрелять не целясь, убивать людей толпами, а читать всякие заумные книжки — это для задохликов. Тех самых, которые годятся только на мясо. Люди-мишени, как говорил Эстебан.

Диего не понимал, зачем это всё. Ведь невозможно жить, не производя ничего кроме дури, получая деньги только из Штатов, не заботясь о еде и одежде, без счёта убивая тех, кто пытается что-то делать, но не может с самого начала платить картелю дань. Кажется, в «Лос Зетас» искренне думали, что рис вырастает сам, а нужные товары всегда можно будет отобрать у штатовцев.

Потом зашла речь о сплошной стене между Мексикой и США, и поток товаров оттуда сократился. Диего надеялся, что это заставит отца и других глав картеля — ну или конкурирующих картелей — подумать о том, как быть, если граница в самом деле закроется. Но все отмахивались и говорили: «Не страдай ерундой, это временно. Слишком многим невыгодно. Да и вообще, невозможно закрыть границу на замок, это не сундук».

Границу действительно не удалось закрыть, и картель успокоился окончательно. Упивался властью, совершенно не думая о завтрашнем дне.

Иногда Диего мечтал о том, как было бы хорошо, родись он в другой семье. Но мечтания всегда заканчивались плохо: любая другая семья должна была бы прогибаться под картели, каждый день беспокоиться о том, чтобы выжить, и всё равно её судьба не была бы в её руках.

В Пуэбле жилось ещё неплохо: туристический город, недалеко Мехико, в картеле понимали, что туристы — это живые деньги, и старались не стрелять на улицах, чтобы не распугать нежных приезжих. Воры, покусившиеся на имущество заморских гостей, строго наказывались. Создавалась видимость спокойной жизни — но Диего знал, за счёт чего она создавалась. По всей Мексике убивали мэров городов, картели воевали с полицией и армией, вели городские бои, а в Пуэбле не убили ни одного чиновника и отстреливали всего нескольких полицейских в год. Понятно же, почему: куплены были все. Ну, или почти все. Потому так и расшумелся отец. Жёлтого не должны были брать, а раз взяли, значит, другой картель проплатил его арест. Кто-то перекупил у «Лос Зетас»... кого-то. Знать бы, кто и кого. Понятно, что в игре какой-то крупный картель, «Синалоа» или «Ла Фамилиа», или хотя бы «Эль Гольфо». Но что происходит — спланированная акция, проплаченная на всех уровнях, и тогда куплены и мэр, и начальник полиции, и ещё пара важных человек, или всё же взятие только одного Жёлтого, и тогда проплачена пара офицеров полиции, может, начальник какого-то одного участка?

И что теперь, собственно, делать новоявленным Зорро? Могут ли они остановить безжалостную махину наркокартеля, способен ли на это вообще хоть кто-то? И если чудо всё же произойдёт и власть картелей хотя бы пошатнётся, чем её заменить? Найдётся ли во всей Мексике кто-то, готовый строить и созидать?

Диего вздохнул. То ли это странный медальон действовал, то ли он и впрямь книжек перечитал, заговорил пафосно, как давешний старик. В любом случае, теперь, после того, что произошло с ними в комнате реликвий, Диего был абсолютно убеждён: так жить нельзя. Никто кроме него не может остановить убийства и насилие, иначе давно остановил бы. Он не может тоже, но он обязан хотя бы попытаться.

Смутное беспокойство не оставляло его с утра. Наверное, именно об этом говорил старик, обещая, что Зорро будет узнавать о готовящейся несправедливости. Но он-то жил во времена, когда самый крупный город был меньше сегодняшней деревни, все знали друг друга и угадать, кто сегодня задумал пакость, было проще простого. Сейчас «Лос Зетас» действовали по всей Америке, и найти среди тысяч людей, каждый день сталкивающихся с картелем, хоть кого-то, кому может помочь один или даже два Зорро, малореально.

Но это не повод ничего не делать. Кажется, теперь — не повод.

Купить чёрный джип без номеров в Пуэбле было проще, чем купить хорошей картошки. Несколько чистых стволов Диего позаимствовал у родного картеля, благо часть арсенала хранилась у него дома. Сложнее обстояли дела с чистым телефоном, не прослушиваемым и не отслеживаемым никем. Но и с этой задачей он справился. А дальше, как ни странно, помог случай.

Диего отнёсся к этому с подозрением. Раньше ему никогда не помогал случай, хотя отец часто говорил о делах при нём: чего стесняться родного сына, пусть и непутёвого? Впрочем, разве Диего прислушивался?

— Что значит — не знаю? — искренне удивился в трубку Алехандро де ла Вега. — Почему беспокоишь, если не готов доложить как следует? Что? Номера? Вот что, Пабло, не морочь мне голову. Если ты считаешь, что в Пуэблу въехала машина, принадлежащая «Эль Гольфо», — расстреляй её, да и дело с концом. Ах, ещё не въехала? Ну, если въедет, расстреляй, я тебя что, учить должен? В Пуэбле людям из «Эль Гольфо» делать нечего. Да что ты мямлишь? Что «не знаю»-то? Чуешь опасность — стреляй, да и дело с концом.

Диего слушал, и голос отца уплывал куда-то на задворки сознания, а перед глазами вставало детское воспоминание: они едут в машине, у отца звенит телефон, он слушает и лениво говорит: «Да расстреляй ты их на всякий случай». А потом они остановились на перекрёстке, и отец вышел, а Диего прилип к окну и смотрел на... В воспоминаниях осталось море крови, но сейчас он понимал, что моря быть не могло, неоткуда взяться. В машине было три человека, муж, жена и ребёнок, сколько там из них крови натекло, так, лужица. Их расстреляли просто за то, что они приехали из Синалоа.

Ну хоть это он в состоянии предотвратить? Это же мелочь, не трансфер тринадцати грузовиков с героином, не показательное убийство мэров трёх городов в один день, не расстрел всех посетителей бара для туристов в Мехико. Хоть на это способен сын Алехандро де ла Вега?

Отец говорил с Пабло, скорее всего это Пабло Перес, он наблюдатель на восточной окраине Пуэблы. Как хорошо, что «Лос Зетас» — структура армейская, всё жёстко упорядочено. Диего быстро спустился в гараж и завёл машину.

Надо будет найти отдельный гараж где-то недалеко от дома. Очень недалеко, если он не хочет приезжать к окончанию стрельбы. Сейчас ни отец, ни кто угодно другой, даже параноик-Эстебан, не обратят внимание на пару джипов без номеров, мало ли тут таких. А вот когда странные ребята начнут мешать «Лос Зетас»... Сегодня же найти место. Не забыть.

— Алехандро? — «чистый» телефон лежал в бардачке машины. Сейчас в его память был забит только один номер — Алехандро-младшего. — Ты где сейчас?

— Возле Ранчо де ла Роса, а что?

— Знаешь, где Пабло Перес? Это недалеко от тебя.

— Знаю.

— Там какая-то машина, номера не местные. Держат на прицеле, ждут, пока въедет в город.

Алехандро-младший неопределённо хмыкнул.

— В принципе можно попробовать... А это точно, ну, нужно?

— Там скорее всего ни в чём не повинные люди. Приехали сдуру с побережья туристический город посмотреть.

— Ладно. Сейчас я карту гляну, подожди. Ага, вижу. Пабло сейчас на шоссе на Орисабу. Еду туда. Ты у дома?

— Да. Постараюсь успеть.

Диего вырулил на улицу Сарагосы, молясь, чтобы там не было пробок, и погнал в сторону федерального шоссе. Если машину просто расстреляют, он, конечно, не успеет. Но почему-то же Пабло колебался.

Спидометр показывал двести двадцать, хотя Диего казалось, что машина еле ползёт. Он не представлял, что будет делать, приехав на место — не уговаривать же Пабло Переса проявить милосердие. Он просто летел очертя голову туда, где совершалась несправедливость. Вот, значит, как это работает.

Если его пристрелят, это будет чертовски правильно. Потому что он ведёт себя как идиот.

За «цветочным» кварталом с его улицами Роз, Орхидей и Тюльпанов — «горный» квартал, где соседствуют Эверест, Альпы и Анды. Здесь кончается Пуэбла-де-Сарагоса. Где-то здесь, согласно карте Алехандро-младшего, Пабло Перес наблюдает за одинокой машиной, приехавшей со стороны Мексиканского залива.

Собственно, вот они, кажется. Диего резко затормозил, опомнился наконец и торопливо натянул на лицо маску.

Тёмно-синяя машина, на первый взгляд что-то японское, стояла поперёк Сан-Кристобаль, почти полностью перегораживая узкую улочку. Джип Пабло был тут же, дверцы открыты, правое заднее колесо съехало с дороги и мокло в луже: вся машина поперёк дороги не поместилась.

Сам Пабло и трое его людей, как это называлось в «Лос Зетас», вели неспешный разговор. Двое крепко держали парня, высокого блондина с бешеными глазами, ещё двое раздевали отчаянно визжавшую и брыкавшуюся девушку.

Так вот почему Пабло не хотел просто расстрелять машину. Что ж, это вполне в его стиле.

Сзади подлетел ещё один чёрный джип, раздался визг тормозов. Открылась дверца, сначала оттуда грянул выстрел, потом вышел Алехандро-младший. Один из парней Пабло — Диего не помнил его имени, кто-то из «соколов», низшая ступень — схватился за грудь и стал медленно оседать на землю.

Идиот. Они же сейчас просто начнут стрелять.

Диего стиснул зубы и открыл дверцу. Ствол удобно лёг в ладонь, как в тире. Он не хотел убивать. Он ввязался во всё это, потому что ему претили убийства.

Палец нажал на спусковой крючок, и ещё один «сокол» завалился набок.

Пабло заорал; пуля просвистела у Диего над ухом, в голове мелькнула мысль: «А что ты будешь делать, если тебя ранят, как перед отцом оправдаешься?». Алехандро-младший выстрелил ещё раз, блондин вывернулся из рук державшего его парня и хорошо приложил его по башке.

Вот и всё. Первый, мать его, подвиг совершён. И кто они после этого? Приехали, не сказали ни слова, открыли огонь. Как... в стиле. Отец бы гордился. Настоящие боевики «Лос Зетас» поступают именно так.

Алехандро-младший уже подскочил к сеньорите, помог одеться, расточая комплименты.

— Спасибо, сеньоры, — сказал блондин, настороженно глядя Диего в глаза.

— Мы... — Диего сглотнул стоявший в горле ком. — Мы знаем, что здешние сначала убивают, потом разбираются. Вы приехали с территории «Эль Гольфо», судя по номерам, вот они и...

— Чёрт, — сказала девушка, растирая запястья. — Не подумала.

Алехандро тут же поднёс её руку к губам, поцеловал пальцы и предложил свою помощь.

— Мы мирные люди, — осторожно продолжал блондин, — и, честное слово, не давали повода...

— Я вам верю, — сказал Диего, — этим людям не обязателен повод. О, я смотрю, они пробили вам дверцу...

Он подошёл к машине, стараясь не делать резких движений. Блондин напрягся, и Диего окончательно утвердился в намерении выяснить, что за люди перед ним.

— Меня зовут Алехандро, — тарахтел тем временем Сандро, — Алехандро Мендес. А это мой брат.

— Я Элена, — девушка была немногословна и явно хотела поскорее избавиться от своих спасителей. Её спутник казался более разумным.

Диего настораживали эти двое.

— Моё имя Рикардо, — блондин говорил мягко, явно подавая сигналы: мы мирные, не надо нас ни в чём подозревать. — Мы с сестрой просто...

— Лобовое стекло жалко, — хмуро сказала девушка. Диего её понимал: три дырки от пуль — действительно не украшение.

Но стекло не осыпалось. Просто теперь в нём три дырки. Диего понимал и Рикардо, не сдержавшего недовольной гримасы. Зачем же привлекать внимание вооруженных людей к тому странному факту, что у мирных людей дорогое авто с бронированными стёклами?

— Элена, ты не могла бы быть повежливее с людьми, которые только что спасли тебе жизнь? — естественно, надо же как-то оправдать своё выражение лица. Как по нотам играет мальчик.

— Простите, сеньоры. Я немного... расстроена всем этим. Думаю, вы понимаете...

— Разумеется, мы понимаем, — Алехандро-младший едва не мурлыкал. — Не каждая девушка способна быстро оправиться от потрясения, вы отлично держитесь, сеньорита. Ваша машина на ходу? Может, вас с братом подвезти?

Рикардо немного нервно наблюдал, как незнакомый парень, так и не снявший маску, неприкрыто ухаживает за его спутницей — сестра она ему или нет, по большому счёту неважно. Важно, что умница Алехандро-младший хоть на пару секунд, но отвлёк на себя внимание этого парня.

Так и есть. В бардачке два ствола и... и... что это, интересно?

— Сеньор, я правильно понимаю, это ведь ваше? — Алехандро-младший галантно подал Рикардо пистолет. — Валялось здесь, а местные такими не пользуются.

— Да, спасибо. Это действительно моё, увы, не успел использовать. Я, знаете ли, не очень привычен к оружию...

— Всё больше по взрывчатым веществам, да, сеньор? — уточнил Диего, вылезая из машины. — Или это игрушка вашей сестры?

Рикардо с Эленой замерли. Алехандро, по-прежнему улыбаясь, нежно держал Элену за руку, и Диего готов был поклясться, что от него девушка не вырвется. Рикардо посмотрел на пистолет у себя в руке, оценил его бесполезность и сунул в карман. Он-то точно знал, что в бутылке, которую сейчас держал Диего.

— А что это, братец? — невинно поинтересовался Сандро.

— Нитроглицерин.

Вот теперь замолчали все. Элена — наивная душа — попыталась осторожно высвободиться, но Алехандро лишь заботливо приобнял её за плечи.

— Рассказывайте, — сексуально выдохнул он ей в ухо.

Рикардо молчал, глядя на Элену. Та поколебалась немного, потом сказала, как выплюнула:

— Ладно. Я расскажу. Всё равно ничего не вышло.

Алехандро-младший заботливо усадил её в свой джип. Диего с Рикардо остались стоять по разные стороны от машины. Диего не выпускал бутылку из рук, Рикардо не сводил с неё глаз.

— Я дочь Рафаэля Монтеро. Только не говорите, будто не знаете, кто это!

Алехандро-младший и Диего синхронно кивнули. Конечно, они знали. Рафаэль Монтеро, один из лидеров картеля «Эль Гольфо», был арестован месяц назад и застрелен при попытке к бегству. Обычное дело.

Итак, в этот раз отец не ошибся. Хотя при чём здесь отец; не ошиблось хвалёное чутьё Пабло Переса. Впрочем, и оно дало сбой: не надо было насиловать девушку, надо было...

Что? Расстрелять на подступах? Если бы машина загорелась, ни поста Пабло Переса, ни «горного» и «цветочного» кварталов не было бы. Так что всё в порядке с его чутьём.

— Арест отца проплатили «Лос Зетас», в этом нет никаких сомнений, — продолжала тем временем Элена. — Я хотела отомстить. Подбила Рикардо мне помочь. Всё.

— И как же вы представляли себе месть, сеньорита? — вежливо поинтересовался Диего.

— Я хотела подобраться поближе к Накосари.

Диего переглянулся с Алехандро-младшим. В районе Эроэ де Накосари стоял их дом.

— И вы уверены, что тогда свершилась бы месть? — мягко спросил Алехандро. — Вы точно знаете, кто виноват в смерти вашего отца?

— Да, — Элена вскинула голову, — точно знаю. Деньги тем полицейским, которые его арестовали, передали именно из Пуэблы. Нужны ещё доказательства?

— Сеньорита, — Диего пытался говорить убедительно. Очень пытался, чёрт возьми! — боюсь вас расстроить, но смерть вашего отца уже отмщена. Не знаю, слышали ли вы об аресте некоего Флавио Сантьяго, правда.

— А какое отношение Флавио Сантьяго имеет к аресту дяди Рафаэля? — подал голос Рикардо.

— Насколько я понял, он решил, хм, сделать приятное своему старому приятелю, который когда-то давно сеньора Монтеро недолюбливал. Креативная инициатива, если вы понимаете, о чём я.

— Простите, но почему мы должны вам верить?

Алехандро-младший усмехнулся.

— Вам показать распечатки банковских счетов сеньора Сантьяго? Двадцать восьмого ноября с его счёта в одном из банков США было снято пятьдесят семь тысяч долларов. Именно эта сумма фигурировала в том неофициальном полицейском отчёте, из которого вы узнали про Пуэблу, верно?

— Откуда у вас эта информация?

А этот Рикардо — упрямый парень.

Алехандро-младший закатал рукав. Элена с интересом уставилась на татуировку Los Zetas Nuevos.

— Мы — внутренний враг организации, — сказал Диего. — Да, пожалуй, это самое правильное название.

— Судите сами, мы же вас спасли, — добавил Сандро. — Значит, знали, что на вас нападают именно здесь. И почему-то решили, эээ, как это правильно сказать, поддержать вашу сторону, э?

Элена и Рикардо молчали. Не доверяли, конечно. А кто бы стал доверять на их месте?

— Но нитроглицерин — не выход, — продолжал Диего. — Погибнет множество людей, Пуэбла — туристический город, Эроэ де Накосари — центральный район, то есть среди погибших будут иностранцы. Виноватыми объявят вас, ну хорошо, не вас лично, мы же все понимаем, что если эта бутыль взорвётся, вы погибнете первыми. Но картель «Эль Гольфо» станет врагом номер один. Вас просто сотрут с лица земли, в ваши города войдёт армия, как уже бывало. Разве это будет достойной местью за смерть вашего отца, сеньорита?

— Разве ему было бы приятно узнать, что вскоре после его смерти его единственная дочь погибла? — негромко спросил Алехандро-младший.

Диего едва сдержал восхищённый возглас. Сандро сказал именно то, что было надо этой взбалмошной девице. Её брат — или кто он ей, кузен, Рафаэль же ему дядя? — в общем, Рикардо, судя по всему, вообще не горел желанием умирать. Скорее считал, что у него нет выхода, «Эль Гольфо» всё равно обречён, а так можно забрать с собой побольше врагов. Но как раз его аргументы Диего убедили. А женщина — она и есть женщина. С ними всегда лучше ладил Алехандро-младший.

— Сеньорита, давайте я отвезу вас... в какое-нибудь безопасное место, — Алехандро ворковал, и Элена постепенно оттаивала в его руках, хотя, кажется, сама пока не замечала этого. — Мой брат заберёт вашу бутыль от греха подальше, а мы сядем втроём и всё обсудим. Поехали?

Ох, спасибо, дорогой друг, самое вкусное ты оставил мне: везти по дивным мексиканским дорогам бутылку нитроглицерина в джипе без номеров. Какая радость.

Впрочем, здесь Диего с его рациональным мышлением действительно был уже не нужен. Женщина любит ушами, причём обычно за необычайную ерунду, которую желает слушать часами. Оставим профессионалу делать его дело.

А сами поупражняемся в осторожном вождении.

Как и ожидалось, Алехандро-младший явился домой поздно ночью и сразу зашёл к Диего.

— Ты джип где оставил? — немедленно спросил тот.

— Так рядом с твоим же, я умею эсэмэски читать, ты чего, — хохотнул Алехандро, устраиваясь на кровати рядом с Диего.

— Хорошо. А то я уж было решил, что ты за своей сеньоритой ничего не видишь и не слышишь.

— Она всё же не столь прекрасна, парень.

— Ладно, чем там кончилось?

— А кто тебе сказал, что кончилось? Пока Элена со своим двоюродным братцем возвращаются домой. Не знаю, что ещё они придумают, на всякий случай надо за ними присматривать.

— И как ты собираешься это делать?

— Ай, Диего, а на что придуманы все эти высоченные технологии? Не ссы, разберёмся.

— Алехандро Мурьета, советующий мне использовать высокие технологии — это надо запечатлеть для потомков и сохранить в веках.

— Слушай, Диего. Ты мне чего скажи. Ты же соврал ей, нафига? Ну, про Жёлтого. Я поддакнул, конечно, но...

Диего сел в кровати.

— А что я должен был сказать? Да, мой отец оплатил убийство вашего, понимаю вашу боль, давайте отнесу нитроглицеринчик ему в спальню и подожгу? Ты, кстати, откуда вообще знаешь про пятьдесят семь тысяч?

— У меня есть доступ к финансовым отчётам. Помесячным. Там были пятьдесят семь кусков за Рафаэля Монтеро. Слушай, а это точно твой отец?

— Точно. Они общались в юности. Вроде даже дружили. Говорили, когда «Эль Гольфо» позвал Ласкано и его людей из спецназа, отец советовал Ласкано соглашаться, мол, там мой друг, это хорошие люди. А потом что-то между ними случилось. Раскол с «Эль Гольфо», конечно, произошёл не из-за отца, но их отношения с Монтеро из-за этого ещё ухудшились. Собственно, ты знаешь, что там между ними было.

Алехандро-младший кивнул. Конечно, он знал. Все знали. В «Эль Гольфо» сменилось руководство, и новым хозяевам зачем-то понадобилось отгородиться от массовых убийств, которые совершали «Лос Зетас», тогда ещё обычная нанятая картелем группировка. Руководители «Эль Гольфо» думали, что просто сдадут своих головорезов полиции и будут спокойно жить дальше, но головорезы решили иначе.

— В общем, я знаю, что это он. Был... разговор дома. Но не мог же я ей сказать. Пусть на Жёлтого думает, он вряд ли выйдет. Она бешеная, эта Элена.

— Факт, — подтвердил Алехандро. — Слушай... А каково это — воевать против отца?

В комнате повисло неловкое молчание. Какое-то время Диего подбирал слова; Алехандро-младший терпеливо ждал.

— Знаешь, сначала я вообще не думал, что буду воевать против отца. Мне казалось, ну, что мы против «Лос Зетас», комариные укусы, мы не достанем до верха. А теперь я смотрю и...

— Я весь день думал, Диего. Мы ничего не сможем остановить, если не начнём играть по-крупному. У нас есть то, чего нет ни у кого: информация. Мы знаем о «Лос Зетас» почти всё. Хороший хакер — и будем знать всё. Мы можем многое, Диего. Остаётся решить два вопроса: готовы ли мы на это и на хрена нам это нужно.

— Ты хочешь убивать «старых Зетас», — это не было вопросом.

Алехандро-младший кивнул.

— Это единственное, что можно сделать, если мы хотим остаться в живых. Вот я и спрашиваю тебя: на хрена? Какая лично мне выгода от того, что я вместо того, чтобы стать в «Лос Зетас» не последним человеком, начну их убивать?

Продолжение в комментариях

@темы: ФБ, мои фики, тексты

---

Рукодельницам, к Новому Году

Смотрите, какую красоту предлагают сделать к Новому Году.

---

Мини с ФБ, спецквест (внеконкурс)

Продолжаю выкладывать то, что написала на ФБ.

Название: Воинство Христово
Автор: КП
Бета: fandom Zorro 2012
Задание: Список Шиндлера (задание получил фандом Kuroshitsuji)
Персонажи: отец Франциск, индейцы
Размер: мини, 1230 слов
Рейтинг: PG-13
Краткое содержание: священник Нуэва-Арагона отец Франциск заботится о простых людях, в том числе об индейцах. Однако таких, как он, в Новой Испании немного. Церковь устраивает, если индейцы, согнанные со своих земель в миссии, будут массово гибнуть на тяжёлых работах.
Примечание: канон - фильм "Зорро" 1975 г. (с Делоном)

— Рудники Нуэва-Арагона требуют людей, брат Мануэль! Они работают днём и ночью, для блага Церкви и христианнейшего короля добыча серебра не должна останавливаться! А вы чините мне препоны...

— Помилуйте, брат Франциск, какие препоны? Мы по первому требованию выделяем вашей миссии индейцев, но в прошлом месяце вы уже забрали у нас три сотни!

Пожилой священник кротко вздыхает. На лице его, обветренном, но ещё не очень заметно изрезанном морщинами, ясно написано: Господь посылает мне это испытание ради моего же блага, но сколь тяжка чаша сия! Благодарю тебя, Господи, что считаешь меня способным испить её!

— Брат Мануэль, вы представляете себе серебряный рудник? Перекрытия деревянные, сделанные наспех и неумело, потому что индейцы плохо работают с деревом. В земле щедро намешаны песок и глина, глина слипается в пласты, песок осыпается. В рудниках то и дело происходят обвалы, чтобы расчищать их, нужно больше людей, чем для добычи серебра. Если обвалов не случается, потери составляют от трёх до пяти человек в день — на каждом руднике, а в Нуэва-Арагоне их четыре. Это около пятисот душ ежемесячно, а вы говорите о жалких трёх сотнях! А ещё лесоповал, поля...

— Но брат Франциск, вот в миссии Сан-Хуан тоже четыре рудника, но людей им нужно не в пример меньше!

Брат Франциск поднимается со стула с высокой спинкой, подходит к окну, смотрит, как индейцы работают на маисовом поле. Потом начинает негромко говорить:

— Брат Мануэль, я не стану напоминать вам, что в миссии Сан-Хуан нет леса и мало полей. Я лишь повторю предписание Святой Матери нашей Церкви, хорошо вам известное: мы — воинство Христово, и наша цель — утвердить истинную веру и подавить неверие. Если вместо того, чтобы подавлять неверие, иные из нас бережно лелеют его и вскармливают у своей груди, то мне страшно подумать, что же они делают вместо утверждения истинной веры. Разводят орхидеи диковинной формы, надо полагать. Земля Нового Света должна принадлежать христианам, в этом нет никаких сомнений. Для этого её надо очистить от языческой скверны. Не вы ли говорили мне десять лет назад именно те слова, какие говорю сейчас я? Если в миссии Сан-Хуан мало работают и много отдыхают, я не вижу причин поступать так же. А если настоятель миссии отбирает себе самых выносливых индейцев...

— Да, вот в это я, пожалуй, могу поверить, — кивает брат Мануэль, высокий сухопарый мужчина, живой, цепкий взгляд которого не даёт назвать его стариком. — Брат Эрнандо предпочитает сильных мужчин. Я понял вас, брат Франциск. У меня остался только один вопрос: женщины и дети-то вам зачем?

— А какая разница? — безразлично пожимает плечами его собеседник. — Пред Господом нашим все равны.



***



Под лучами палящего солнца, прямо на земле, сидят люди. Вперемешку мужчины, женщины, дети. У них обед. Им раздали по куску маисового хлеба и по полмиски какой-то бурды, которую они черпают ложками. Тихо плачет ребёнок, мать утешает его, подсовывает свой кусок хлеба.

Между сидящими людьми с безучастным видом идёт пожилой священник. Почти не разбирая, показывает рукой — кажется, на всех подряд. Трое солдат, сопровождающих его, поднимают тех, на кого он показал, оттаскивают в сторону. Там уже стоит довольно много индейцев.

Солдатам жарко, по их лицам течёт пот. Индейцы послушны и в большинстве равнодушны.

Брат Франциск идёт, почти ни на кого не глядя, и читает Pater Noster. Раз за разом, доходит до конца и тут же начинает с начала. Ему нельзя сейчас думать ни о чём другом, кроме слов молитвы. Он должен быть спокоен и бесстрастен.

Женщина поднимается с земли недостаточно быстро, и озверевший от жары солдат наотмашь бьёт её по лицу. Брат Франциск даже не оборачивается. Среди воинства Христова нельзя проявлять милосердие. Иначе никого из этих несчастных не удастся спасти.

Спасти. В устах священника это слово приобретает особенный смысл. Те, кто согнал индейцев с их земель и отправил умирать на тяжёлых работах, считают, что уже спасены. Брат Франциск не уверен в этом. По его мнению, скорее мученики, принявшие смерть на рудниках и полях, исхлёстанные кнутами, заваленные камнями, голодные и больные, окажутся в раю.

Святая Церковь с братом Франциском не согласна. Святая Церковь говорит о смирении и милосердии, но не имеет в виду детей здешней земли, не понимающих, за что их лишили всего.

Утвердить веру и подавить неверие. Разве так надо это делать?

Отобранных братом Франциском индейцев сажают на телеги и отправляют в Нуэва-Арагон. Часа три едут молча. Потом останавливаются у лесного ручья, индейцы много и жадно пьют, рвут дикие фрукты. Брат Франциск раздаёт хлеб.

Конечно, в миссии им будет хуже, чем дома. Но их дома больше не существует.



***



Этим вечером в миссии говорят о любви. Сидят все вместе во дворе, отдыхают, занимаются мелкой, несложной работой. Только что подошла очередная смена с рудников: там каждый отрабатывает по три часа. Оглушительно трещат цикады, огромная луна смотрит на Нуэва-Арагон в упор.

— Господь сказал: легко любить того, кто любит тебя, легко улыбаться тому, кто улыбается тебе, — говорит священник. — Но ведь это делают и самые дурные люди на свете! Чем же тогда хорошие люди отличаются от них? Чтобы стать лучше, сказал Господь, надо сделать над собой усилие, сделать то, что трудно сделать, преодолеть желание причинять зло обидевшим тебя. И если ты полюбишь всех — и друзей своих, и врагов, — тогда любовь твоя будет уже не любовью к человеку, а любовью ко всем людям, к миру.

— Отец Франциск, — спрашивает один из индейцев, в крещении он Пабло, — Господь часто говорит: надо делать над собой усилие, чтобы стать лучше. Но почему? Что мы преодолеваем? Разве в каждом из нас есть зло, с которым надо бороться?

— Конечно, чадо, — отвечает священник, — в каждом. Это может быть совсем маленькое зло, но оно всякий раз мешает нам делать добро, останавливает нас, шепчет: да ну, зачем? Так делает дьявол, искушая нас, пытаясь отвратить от Бога.

— А и правда, — кивает весельчак Фелипе; он живёт в миссии скоро два месяца, совсем немного, но про Господа всегда слушает очень внимательно, — вот, например, Ивовая Ветвь, ну то есть Анна, она ленится. Даже сейчас, поглядите: все женщины сидят с рукоделием, а она ничего не делает!

Девушка, на которую показал Фелипе, встрепенулась, пытаясь ответить, но заговорил старик, до сих пор отказывающийся креститься, но неизменно приходящий послушать, о чём они говорят:

— А Молодой Буйвол вчера подрался с Белым Орлом. Из зависти подрался. Я им сказал, что нет славы в такой драке, но они меня не слушали. Это тоже зло, белый человек?

— Конечно, Серое Перо. Зависть и гнев — большое зло. Насилие — тоже зло. Но разве эти юноши, о которых ты говоришь, — плохие люди? Нет, они просто совершили нехороший поступок. Видите, и в хороших людях всегда гнездится зло. Его надо искоренять, это трудно.

— И в вас тоже? — с недоверием спросил Пабло.

— И во мне, конечно.

— Но какое зло может быть в вас, отец Франциск? — горячо воскликнул Фелипе.

— Я вынужден много лгать, дитя моё, — священник осёкся. — Вот видишь? Видите, чада? Я хотел сказать — я не могу найти способа, как делать то, что велит мне Господь, не совершая греха лжи. Но зло внутри меня подняло голову — и что говорят мои уста? Это не я, говорят они, меня вынудили.

Индейцы смеются. В их лицах, освещаемых пламенем костра, брат Франциск видит радость понимания, готовность бороться со злом в себе... Он видит Бога в сверкающих тёмных глазах.

В эту минуту ему кажется, что истинное воинство Христово — те, кто будет защищать добро в последней битве на поле Мегидо — сидит вокруг него. Они верят наивно, молятся неумело, но в этом лишь его вина, это он ещё не научил их. А души их много чище душ тех, кто носит на рясе крест и каждый месяц уменьшает дневные порции хлеба для индейцев — ведь этих язычников набралось так много.

Брат Франциск поднимает глаза к небу и молится. Луна внимательно смотрит на него сверху.

@темы: ФБ, мои фики, тексты

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Кстати. А кто хочет зарядки для мозга? Литературная игра, которую я когда-то уже рекламировала, в этот раз предлагает угадать очень известные произведения

@темы: реклама

---

Продолжаю вывешивать фики с ФБ. Если кто-то решит прочесть, мне будет приятно

Название: Знак судьбы
Автор: КП
Бета: fandom Zorro 2012
Размер: типа миди в понимании ФБ, 5603 слова
Персонажи: Зорро, НМП
Категория: джен
Жанр: ангст, дес-фик
Рейтинг: R
Задание: фильм «Семь»
Краткое содержание: Армандо выгнали из церкви за грехи, и все родные и друзья отвернулись от него. Он приехал в Новый Свет, чтобы начать жизнь с чистого листа. На новом месте его встречает знак Зорро...
Примечания: 1. Предупреждение: смерть персонажа!
2. Канон: диснеевский сериал «Зорро» (1957 г.).
3.

Важный момент канона

Часть первого сезона сериала посвящена борьбе Зорро с таинственным Орлом, цель которого – захватить власть и продать территорию колоний тому, кто больше заплатит. Лже-комендант Ортега (настоящего коменданта убили) был его человеком.
4.

Как обыгран фильм

В фильме «Семь» преступник сам решает свою судьбу: он «назначает» себя на роль жертвы, «наказанной» за зависть, и вынуждает главного героя себя убить. Этот момент (а также имеющие большое значение в фильме семь смертных грехов) обыгран в фике.
Иллюстрация к фику: (делала  Илэра)

Сегодня проехали лисицу, сказочный замок и молоток. Армандо зачем-то каждый день записывал, какие странной формы кактусы попались ему на пути. Спутники, супружеская пара, ехавшая на юг Калифорнии, его не понимали. Да и вряд ли он смог бы объяснить свою симпатию к колючим уродцам. Они просто были милы его сердцу — в Испании ничего подобного не водилось. Кактусы яснее ясного говорили: ты в Новом Свете, дружок, здесь твоя жизнь начинается с чистого листа.

Иногда за весь день Армандо видел один или два кактуса, иногда повозка проезжала через целый кактусовый лес — кардональ по-местному. Диковинные растения тянулись к палящему солнцу, причудливо изгибаясь, и, глядя на них, Армандо мечтал о будущем.

Здесь всё было другим: солнце, луна, звёзды, ветер, даже дорожная пыль. Здесь можно обо всём забыть.

Милый городок Лос-Анжелес, к которому они подъехали вечером, понравился Армандо с первого взгляда. Тихий, чистенький, мужчины приветливы, женщины красивы — рай, а не город!

Любезный молодой человек, представившийся Диего де-ла-как-то-там, показал одинокому путнику дорогу в таверну и даже велел слуге поднести его вещи. Армандо сердечно поблагодарил его и попрощался, надеясь продолжить знакомство позже.

В таверне гостя встретила очаровательная подавальщица, улыбнулась, предложила комнату и ужин. Еда здесь тоже была незнакомая, но удивительно вкусная. Армандо хотел поговорить с милой девушкой, радостно принесшей ему добавки, расспросить её о городе, но решил, что успеет сделать это и завтра. В конце концов, теперь у него впереди много времени.

Он поднялся из-за стола, развязывая кошель, когда в таверну вбежал какой-то коротышка в огромной шляпе и закричал:

— Зорро! Там Зорро!

Все посетители и подавальщица побежали к дверям. Армандо тоже пошёл за ними — а вдруг поймали какую-то диковинную лису? Может, лисы в этих краях вообще не водятся?

На улице кричали, мимо проносились всадники, но Армандо ничего не видел, впереди было слишком много народу. Кто-то кричал: «Зорро! Хватай его!», тонко визжала сеньорита, раздавались выстрелы. Армандо стал проталкиваться вперёд — и вдруг остановился как вкопанный.

На стене дома напротив была криво намалёвана цифра «семь». Не то вырезана чем-то, не то выдавлена камнем. Армандо несколько секунд смотрел на неё, а потом в глазах потемнело, и он осел на землю.



***



В соборе никого не было, и каждое слово эхом отдавалось от стен. В кадильницах курился ладан, но Армандо не чувствовал его запаха. Он стоял на коленях, а голос святого отца гремел над ним, как будто уже начался Страшный Суд.

Было скучно.

— Ты исчадие ада, на тебе все семь смертных грехов, вдумайся в это, насмешник! — бесновался святоша. — О, несчастна женщина, родившая тебя, и проклят мужчина, зачавший тебя! Дьявол вошёл в сердце твоё, и не осталось Божественного света в твоей душе! Ничто не спасёт тебя, слышишь, ничто! Нет прощения греху, и в день последний услышишь ты глас Господень: отойди от Меня, не знаю тебя! Господь отринет твою душу, как сегодня отринула её Святая Церковь! Убирайся прочь, и пусть тяжесть грехов каиновой печатью ляжет на твоё лицо! Нет для тебя покаяния!

Армандо поднялся, старательно сдерживая зевок, и повернулся к дверям — но дверей не было. Вместо них он увидал глухую стену из чёрного камня, на которой огнём была начертана семёрка.

— Все семь грехов собрал! — вопил падре.

— Эй, святой отец, так выпусти меня отсюда, коли гонишь! — воскликнул Армандо.

Никто не ответил, и он снова развернулся к кафедре — но она была пуста. На её месте чернел провал, откуда валил густой белый дым. Армандо пошёл вдоль стены, надеясь отыскать запасной выход. Святые на изображениях, покрывавших старый собор изнутри, зашевелились, превращаясь в чертей; они тыкали в Армандо кривыми пальцами и шипели: «Нет покаяния! Нет покаяния!». «Ты грешник, грешник!» — верещал мелкий бес, подпрыгивая и пытаясь дотянуться до него. «Нет покаяния!» — неслось отовсюду. Армандо шарахнулся от почерневших рук, схватил подсвечник, думая, что сможет отбиться, но тот изогнулся змеёй и укусил его за палец. «Нет покаяния!» — интимно прошептала ему Пречистая Дева и улыбнулась зазывной улыбкой блудницы. «Проклят, ты проклят!» — басили крылатые демоны. Никаких дверей не было, собор оказался ловушкой, чёртов святоша заманил Армандо сюда, и теперь он никогда не сможет выбраться...

«Грешник!» — взвизгнули у него над самым ухом, и жёсткие пальцы ухватили его за руку. Пол закачался под ногами — и осыпался. Армандо полетел вниз, в огненную преисподнюю, а громогласный шёпот захлёбывался радостью: «Нет покаяния!»



***



По виску стекала холодная струйка. Армандо шевельнул головой — струйка потекла быстрее. Он поднял руку — точно: на лбу лежала обильно смоченная тряпка. Память медленно возвращалась. Новый Свет, кактусы, Лос-Анжелес... семёрка на стене.

Как глупо.

Трещали цикады, вдалеке лаяла собака. Непривычно большая луна заглядывала в окно.

Подумаешь, Новый Свет. Мир один, и Бог один, а значит, ему не сбежать.

Когда Армандо выгнали из церкви, он ушёл не оборачиваясь, ни о чём не жалея. На одну неприятную обязанность меньше, только и всего. Можно больше времени проводить с друзьями, развлекаться, не опасаясь, что тебя будут отчитывать на воскресной проповеди, как ребёнка. Грешник ведь, все знают, чего ж от него ждать?

Не надо оправдываться перед святошами, которые важно требуют оправданий, как будто эти святоши и есть Бог. Да и перед Богом оправдываться не надо. Придёт и Его черёд, а пока можно просто жить.

Но всё оказалось не так просто. Рядом с Армандо остались только самые бедовые из его друзей. Многие переходили на другую сторону улицы, завидев его. «Видишь этого человека?» — слышал он шёпот вокруг себя. — «Его отлучили от церкви! Он самый большой грешник нашего города!» К нему избегали прикасаться. Его именем пугали детей. Разнузданные пирушки с немногими, кто не боялся кутить с ним, стали походить на пир во время чумы.

А ещё ему снились сны. Сначала он не придавал им значения, но они приходили всё чаще. Во снах черти затаскивали Армандо в котёл, распевая похабные песни; или серафимы отгоняли его от врат рая; или невидимые руки заколачивали его живьём в гроб, оставив внутри свечу, чей неверный огонь освещал много семёрок, выжженных на грубых досках.

Семь смертных грехов, как приговор.

«Нет покаяния!» — сладострастно шептали черти в его снах.

Вскоре он стал слышать этот шёпот и наяву.

Новый Свет Армандо тоже приснился. В том, очередном сне он шёл по крохотной церквушке. Слева и справа от него были постаменты со статуями Богоматери. Все они отворачивались от него, брезгливо поджимая губы, и только одна осталась стоять, задумчиво глядя вдаль. Армандо подошёл к ней поближе — она рассеянно скользнула по нему кротким взором и чуть улыбнулась. Он прочёл надпись на постаменте: «Дева Мария Гваделупская».

Наутро он твёрдо решил уехать. Неважно, куда, лишь бы в Новый Свет, да подальше. Забиться в угол, в глушь, куда редко приезжают гости, жить там, где никто его не знает, забыть, что когда-то был грешником, начать всё сначала. Там не слыхали, что его отлучили от церкви, значит, если он станет жить праведно, то сможет замолить старые грехи.

Надежда была призрачной, но Армандо поддался на её уговоры. Приехал сюда — лишь для того, чтобы лишний раз получить напоминание: Господь всё видит. Семь смертных грехов всегда с ним. Нет покаяния.

Что ж. Значит, так тому и быть.



***



Зорро соскочил с коня, снял шляпу, обмахнулся ею, негромко позвал:

— Бернардо! Ты здесь, Бернардо?

Слуга появился из стойла с охапкой овса в руках.

— А, ты еду для Торнадо принёс, да? Отлично. Ну что, всё получилось просто великолепно. Жадина Маркес недосчитался тех трёх сотен голов скота, которые отнял у Рамиреса. И главное — Рамиреса никто ни в чём не обвинит! Что ты говоришь? Да нет, вовсе нет. Скот я пригнал в миссию, причём так, как будто бы он сам туда пришёл. Все же видели, что Зорро ускакал в другую сторону.

Торнадо ткнулся в руку хозяина. Тот улыбнулся, потрепал его по морде и угостил морковкой. Он заботился о том, чтобы лакомство-другое для верного коня всегда было у него в кармане.

— Теперь падре скажет, мол, это Божья воля привела стадо к нему, — подытожил Зорро. — А Маркес требовать его обратно не станет. Зорро пообещал ему много интересных приключений, если он это сделает. А? Рамирес? Рамиресу я оставил денег, на которые он сможет купить ещё больше скота. Хотя мне кажется, что скорее он озаботится несколькими лишними акрами земли. Повтори ещё раз, Бернардо, ты глотаешь слова!.. А, да, конечно. Нарисовал знак Зорро на стене и двери дома Маркеса, на его любимом камзоле и на рубашке его главного пастуха, который пытался мне помешать. Завтра послушаем, что скажут люди. Мне хочется, чтобы они вволю посмеялись над отмеченными буквой Z. По-моему, эта хорошая шутка: выставить дураком того, кто пытался нажиться на чужой беде.

Бернардо кивнул и забрал у хозяина плащ. Дон Диего де ла Вега, известный всему городу беспутный сын достойного отца, спешно переоделся и отправился в постель, не забыв перевернуть пару десятков страниц у лежащего на прикроватной тумбочке томика Аристотеля.

На следующий день он вместе со всеми отправился полюбоваться на следы ночного бесчинства неуловимого бандита Зорро. Буквы Z на двери и стене дома уже были не только осмотрены, но и ощупаны любопытными горожанами. Диего, разумеется, тоже потыкал в них пальцем, сказал, что отметина на стене нацарапана небрежно и скорее напоминает семёрку — в ответ на него обрушилась лавина возмущения от поклонников разбойника в маске. Потом зашёл в таверну, выпить пива и узнать последние новости. Этот новый комендант, Ортега, управлял Лос-Анжелесом так, что вмешательство Зорро требовалось едва ли не ежедневно.

В таверне вкусно пахло мясом и пряными травами. Диего присел в уголке и прислушался.

— Не знаю, сеньор Эухенио, — с сожалением говорила Мария, выставляя с подноса пенящиеся кружки, — я даже не успела спросить, как его зовут. Он утром торопливо позавтракал и уехал. А жаль, такой вежливый господин, я надеялась, он останется в нашем городе. Вам ещё буритос?

— В толк не возьму, как с этим справиться, Рикардо, — вздыхал Висенте, пожилой ранчеро, — в прошлом месяце налог был меньше. Пятьдесят песо мне не выплатить.

— Да откуда вдруг пятьдесят? — басил в ответ Рикардо. — При Монастарио двадцать было!

— Коменданта спроси, ерша ему в глотку!

Диего и сам был бы рад засунуть ерша в глотку коменданту, но вряд ли это решило бы проблему налогов. Обирать ранчеро невыгодно, ведь благополучие всей Калифорнии зависит от того, смогут ли они крепко встать на ноги! Интересно, Ортега понимает, что рубит сук, на котором сидит? Или собирается скоро исчезнуть из Лос-Анжелеса, а там хоть трава не расти?

В углу шушукались два незнакомых сеньора. В последнее время чужаки зачастили в город, и большинство из них приезжали именно к коменданту. Эх, если бы удалось разговорить хоть полдюжины из этих гостей... Наверняка их свидетельств хватило бы, чтобы Ортегу сместили с должности, а может, и повесили.

Диего покачал головой, заплатил за пиво и вышел. Ночь ещё нескоро, беззаботного повесу должны не раз увидеть за развлечениями: комендант патологически подозрителен.

А когда стемнеет, Зорро снова придётся бороться за справедливость.



***



На следующий день Лос-Анжелес потрясла новость: уезжает Маркес. Старый скупердяй решил не искушать судьбу и, распродав всё, что не смог увезти, податься в те края, куда Зорро точно не явится. Зеваки столпились у ворот, на которых была старательно замазана буква Z, и смотрели, как бегают по двору двое слуг и служанка Маркеса, как сам он ругается, уже сидя в коляске, а посреди всей этой суматохи, на крыльце дома, не обращая ни на кого внимания, умывается кошка.

Маркес препирался с комендантом. Он пытался вытребовать у Ортеги пару улан в охрану — дескать, у него с собой много денег, на которые могут найтись желающие.

— Я долгие годы честно платил налоги! — кипятился старикашка. — Да добрая половина вашего гарнизона содержится на мои деньги! Лос-Анжелес мне, в конце концов, обязан! И вы как комендант могли бы помочь сохранить имущество, с которого честно выплачено всё причитающееся!

— Если бы эти деньги оставались в городе, — невозмутимо пожал плечами Ортега, — их охрана, несомненно, была бы моей прямой обязанностью. Но солдаты гарнизона обязаны сопровождать только торговые караваны и официальных лиц. Увы, сеньор, вы не являетесь ни тем, ни другим. Счастливого пути!

— Вы непроходимый тупица! — кричал Маркес вслед удаляющемуся коменданту. — И ваше скудоумие ещё будет стоить вам карьеры, а может, и жизни! Попомните моё слово!

Зеваки посмеивались над разбушевавшимся торговцем — жалеть его здесь было некому, Маркес всегда заботился только о своём кошельке. Диего тоже улыбнулся: хорошо, что одним негодяем в городе станет меньше. И вдвойне хорошо, что случится это благодаря Зорро.

Наконец Маркес убрался, люди понемногу разошлись, и Диего занялся своим обычным делом: стал присматривать за комендантом. Не так-то это было просто, учитывая сверхъестественную подозрительность Ортеги. И сам Диего, и его немой слуга Бернардо под любым благовидным предлогом оказывались поблизости от коменданта. Кажется, он относился к этому философски: молодому бездельнику де ла Вега нечем заняться, вот и шатается по городу безо всякого смысла. Но если усыпить бдительность Ортеги удалось, хотя и с трудом, то получить ключ к разгадке его тайн никак не выходило.

Наверное, именно из-за коменданта Диего и выпустил из виду всё остальное. Или просто события развивались слишком быстро?

Новости разнеслись по городу тем же вечером. В Лос-Анжелес вернулась одна из лошадей, запряжённых в коляску Маркеса — с обрезанными постромками, перепуганная. Ночью организовывать поиски побоялись, а утром благородные доны и простые жители, хорошенько вооружившись, отправились выяснять, что же произошло. Разумеется, дон Алехандро де ла Вега был в первых рядах поисковой экспедиции, и Диего пришлось уступить отцу и сопровождать его. Когда почтенный идальго начинал горячиться, будто семнадцатилетний юноша, Диего знал точно: никаким Аристотелем отговориться не удастся.

Труп Маркеса нашли, уже когда стемнело. Он лежал в разбитой коляске, раскинув руки; у его ног был один из его слуг, тоже мёртвый. Второй слуга и служанка пропали.

— Святая Мария! — повторял дон Алехандро. — Святая Мария! Кто же мог это сделать?

— Умер мгновенно, — сказал дон Начо Торрес, осмотрев тело Маркеса. — Один выстрел, прямо в сердце. Слугу сначала ранили, пуля прошила руку насквозь, потом зарезали.

Диего посмотрел на старого друга семьи де ла Вега с уважением. Единственный из донов, который не стал кудахтать вокруг покорёженной коляски и причитать о падении нравов, а занялся делом. Жаль, самому Диего никак нельзя было к нему присоединиться.



***



— Я не верю, что это Зорро! — вскричала Мария, сердито грохнув миской об стол. — Говорите, что хотите, я не поверю всё равно!

— Но кто тогда? — сержант Гарсия развёл руками. — Сеньор комендант говорит, больше у нас бандитов нет, и знаешь что, Мария? Я с ним согласен!

— Как это нет? Ну что вы такое придумываете, как это нет? Помните, у дона Ромеро сбежал пастух, как его, Васко? Никто его не видел с тех пор! А у его жены, Тересы, денежки-то не заканчиваются! Откуда они у неё, а? Наверное же, муж передаёт! А где он их берёт? — Мария сердито топала ножкой, загибая пальцы. — Ещё Серхио Гонсалес, который бродяжничал, помните? Он заходил в таверну с неделю назад, вполне пристойно одетый, и с деньгами. А Рауль Дельгадо? Кто видел Рауля в последний месяц? Крепкий парень, и задира к тому же, вполне мог податься в разбойники!

— Мария, Мария, ты подожди на людей-то наговаривать, — пытался урезонить трактирщицу сержант Гарсия, — ну мало ли, кто где деньги берёт! Не в деньгах ведь дело!

— Как это не в деньгах? А в чём же тогда?

— Да в том, что не было у нас разбойников уж несколько лет как. Только Зорро. А он, бывало, отбирал деньги, если считал, ну, что они не совсем хорошо заработаны, ну, ты меня понимаешь.

— Не верю я, — отрезала Мария. — Зорро не стал бы убивать Орландо, Орландо ни в чём не виноват.

— Так ты бы дослушала сначала! Сеньор комендант считает, что Зорро не убивал Орландо! Сеньор комендант считает, что Зорро убил только сеньора Маркеса! А Орландо застрелили остальные слуги, Оскар и Паула, потому что он не хотел помочь ограбить своего хозяина, вот.

— Не верю, — снова покачала головой Мария, правда, уже не так уверенно. — Если бы Зорро забрал деньги у этого гадкого сеньора Маркеса, он отдал бы их на какое-то хорошее дело!

— А может, он и отдал! — запальчиво воскликнул Гарсия. — Вот Оскару и Пауле отдал, например! Мог он так поступить, а, отвечай?

Мария ничего не сказала. Поджала губы и вернулась за стойку.

Диего сидел в углу, ковырял вилкой кусок жареного мяса, казавшегося ему необычно пресным, и думал о том, что Зорро нужен, чтобы прежде всего помогать людям. Конкретным людям, которых обманывают, грабят и чинят против них несправедливый суд. Вот подрядился спасать Калифорнию от государственной измены — и сразу же проморгал бандитов.

Что ж, сам проморгал — значит, самому и исправлять. Сегодня ночью Зорро выйдет на охоту.



***



— Ну что значит — удрала, Рауль, кто ж так дела делает? — Армандо раздражённо отбросил обглоданную кость. — Она ведь солдат сюда приведёт! Просил же вас...

— Ладно тебе, — хмуро ответил Рауль. Он сидел на земле, мрачно уставившись на собственный ботинок, и неохотно цедил слова. Сразу видно: не привык быть виноватым. — Я её найду. Вот прямо сейчас пойду и найду. Далеко она удрать не могла, — парень поднялся, обтряхнул штаны, взял пистолет и побрёл к лошадям. — Найду, слышь? Не бухти только.

— Да кто тут бухтит кроме тебя? — с досадой воскликнул Серхио. Ему тоже было неловко, в конце концов, он не проснулся, когда девчонка сбежала. Неловкость так ясно читалась на его лице, что Армандо стало смешно.

Эти парни нашли его, когда он шёл куда глаза глядят, щурясь под ярким солнцем, ненавидя собственный страх. Или это он их нашёл? А, какая к чёрту разница. Они вышли из-за дерева и сказали: «Привет». Обычно они не бывали столь вежливы со случайными путниками, но Армандо всё показалось таким естественным. Через несколько минут они уже сидели втроём в их импровизированном лагере, пили по очереди из фляги Серхио, смеялись и болтали, как будто знали друг друга сто лет.

Говорят, Господь отличает своих на небе. Что ж. Дьявол так долго не ждёт.

Рауль долго и охотно рассказывал о своих злоключениях. Младший сын в семье, он с детства вдоволь получал лишь зуботычин, и надоела ему такая жизнь очень быстро. Отец отдал его в подпаски, но ничего хорошего из этого не вышло: старшие пастухи вечно сваливали на него свои мелкие кражи, а хозяин не разбирался. В конце концов Рауль ограбил дурака, не способного понять, кто у него ворует, и ушёл. Перебрался в Лос-Анжелес, но подходящей работы не нашёл, и когда деньги закончились, подался сюда, искать, кого ещё можно облегчить на кошелёк.

Серхио раньше был солдатом. Больше из него вытянуть ничего не удавалось — ровно до тех пор, пока Армандо не стал рассказывать свою историю. Честно говоря, рассказывать не хотелось, всё как-то само получилось. Армандо смотрел, как ветер гоняет песок по дороге, и говорил со своими новыми друзьями о весёлых кутежах до утра. Когда вино льётся рекой, и вскоре перестаёшь замечать, в рот тебе оно льётся или за шиворот. Когда сминается под руками платье шлюхи, приятно поглаживая пальцы. Когда из-за ерунды смертельно ссоришься со своим новым лучшим другом — как же его зовут, не вспомнить? — и тут же, не выходя во двор, обнажаешь шпагу, но первая кровь остужает пыл, и вы снова сидите обнявшись и поёте застольную. Там, откуда уехал Армандо, жизнь и сейчас бурлит, словно кровь в молодых жилах; там девиц отбивают из зависти, а отдают по дружбе, там гордятся своими победами и не чтят замшелых авторитетов.

А потом замшелое старичьё приходит и начинает считать грехи.

Нет, они по-своему правы, конечно. Но почему-то их проповеди начинаются тогда, когда ничего уже не исправить. Прощение не вымолить, и остаётся только продолжать жить дальше — так же, как прежде. Потому что нет смысла быть праведником, когда двери в рай закрыты.

О своём переезде в Новый Свет Армандо говорил коротко: надеялся, удастся начать жизнь сначала. Зря надеялся. О всяких там знаках рассказывать не стал: кто такого своими глазами не видел, не поверит.

Тогда Серхио и сказал, мол, меченые — они меченые и есть, куда ни придут, всюду жопа. Вот он, Серхио, служил в армии, до сержанта дослужился. А потом на него свалили кражу денег и еды для солдат. Он ничего не брал, и в ту ночь его многие видели, но на дознании дружно забыли об этом. Капитану надо было найти виноватого — он и нашёл. Из армии Серхио выгнали с позором, и так он нигде и не смог устроиться, хотя пытался. Вроде и брали на работу, где пастухом, где подмастерьем, но мелкие несчастья сыпались на бедолагу градом, и отовсюду его выгоняли.

— Меченые мы, — повторил Серхио напоследок. — Удача нам не положена.

Армандо не спросил, можно ли ему остаться, Серхио и Рауль не предложили, просто теперь их было трое.

А назавтра дьявол послал подарок. На новоселье, не иначе, мрачно шутил Армандо. За час до рассвета двое крепких, но беспечных парней — чужаков, по словам Рауля — подарили им кучу золота. Не успели решить, куда податься с такими деньжищами, появился толстяк в коляске, пригодной разве что на мадридские балы ездить.

Вот и надо было взять деньги и свалить, раздражённо подумал Армандо. Но нет, девку им захотелось. Можно подумать, они девки не видели никогда. Накупили бы себе таких, а то и ещё получше, сколько влезет, золота же полно теперь.

Пока Рауль не вернулся, Армандо казалось, что он уже сидит на раскалённой сковороде и смотрит на ворошащего угли чёрта. Перед глазами вставали яркие видения — вот их убежище окружают солдаты из гарнизона Лос-Анжелеса, какой-нибудь не в меру усатый сержант орёт обычное своё «Сдавайтесь и выходите по одному!», потом выстрелы...

Жадность — мерзкий грех, чёрт побери! Если хочешь прожить подольше, надо избавляться от него.

Наконец на дороге показался одинокий всадник. Подъехал, молча спешился, присел к кострищу.

— Ну, что смотришь? Нашёл я её. Сказал же — найду. Пристрелил, сбросил в овраг. Или надо было сюда её тащить?

— Не кипятись, — негромко сказал Армандо. — Верю я тебе.

В конце концов, если Рауль и врёт, это уже не проверишь. Будь что будет, что уж теперь.

— Вечером надо сваливать, — буркнул Серхио.

— Почему вечером? Может, прямо сейчас?

— Откуда ты взялся такой торопыга, Армандо? В такое время солдаты по округе шастают. Один Рауль мало ли зачем ехал, а трое? А если трупы нашли? Здесь место хорошее, с трёх сторон его не видать, от города далеко. Стемнеет, да поедем, помолясь.

— Трупы закопать надо было, — буркнул Армандо.

— Вот ты и закапывай, — пожал плечами Рауль. — Нашей лопатой в здешнюю землю. Только потом не жалуйся, что тебя солдаты за этим занятием поймали.

Спорить дальше Армандо не стал. В конце концов, местные знают лучше.

Странное дело, но своё первое убийство он не помнил. Совсем. Вот первую кражу — да. Очень хотелось есть, а денег не осталось вовсе, было страшно стыдно, а живот крутило, и хозяин лавки отошёл поболтать с хорошенькой покупательницей, и от лоснящихся колбасных колец так одуряюще пахло... Тогда Армандо, помнится, как ребёнок малый, думал о несправедливости. Ну, подумаешь, кутил! Лапал девиц, пил вино, что в этом плохого? Ну, пропустил пару служб из-за этого, так что он, пьяный должен был в церковь являться? Нет, ославили на весь город, представили исчадием ада, как будто никого более страшного во всей Испании не сыскать. И теперь он должен грешить по-настоящему, потому что в Мадриде не найдётся человека, готового предложить работу тому, от кого отказались и родной отец, и Святая Церковь.

Идиотские мысли вообще-то. Надо было хватать колбасу и бежать, а он стоял дурак дураком и размышлял. Удивительно, что его тогда не поймали.

Интересно, у Рауля так же или нет? Убивать-то он раньше убивал, это точно. Тот пастух, которого они с Серхио обчистили в самом начале, отец с сыном, от которых остались лошади... Слуге денежного мешка Рауль перерезал горло без лишних сантиментов. А о той, самой первой краже рассказывал долго.

— Куда поедем-то? — спросил Серхио. Армандо посмотрел на него с досадой: зачем задавать глупый вопрос?

— Какая разница? Туда, где нас не знают. Денег надолго хватит.

— Точно, — кивнул Рауль.

Серхио поднялся и побрёл к возу. В конце концов, действительно пора починить этот чёртов правый борт. Две доски разломал своей тушей усатый болван, которому Серхио так удачно всадил пулю между глаз. Со сломанной телегой далеко не уедешь — особенно когда у тебя куча золота.



***



Диего уже собирался ехать домой, когда Бернардо потянул его за рукав и показал куда-то в сторону. Де ла Вега чуть повернул голову. Двое незнакомцев шли по улице, пытаясь привлекать поменьше внимания.

Кажется, они направлялись к коменданту.

— О, как интересно, Бернардо! — шепнул Диего. — Надо попробовать подслушать!

Слуга начал отчаянно жестикулировать, показывая на небо и на глаза.

— Ну, день, так что же делать? Бернардо, другой возможности может и не представиться, идём скорее! Да не увидит никто, кто в городе кроме нас интересуется комендантом? Пытаются держаться подальше, ты же знаешь. Ну же, Бернардо! Постоишь на страже, пока я туда заберусь.

Они заторопились к дому, который занял Ортега. Бернардо встал на улице, будто бы отдыхая в тени, а его хозяин зашёл в переулок, куда выходила западная стена дома. С замиранием сердца Диего взлетел на стену, оттуда перелез на крышу, осторожно ступая, добрался до маленького окошка под самым потолком, из которого приноровился вынимать часть стекла. Теперь можно было наконец послушать, о каких секретах беседуют комендант и его гости.

— ...чёрта ты здесь делаешь? — раздражённо отчитывал Ортегу рыжий усатый коротышка. — У тебя под командованием целый гарнизон, а ты позволяешь разбойникам разгуливать на свободе!

— Этот Зорро никак не мешает нашим планам, — огрызнулся комендант. — Ну, подумаешь, шатается по городу вечерами, восстанавливает справедливость... Он даже полезен: народ занят его восхвалением и не обращает внимания на...

— Какой Зорро к дьяволу? — перебил второй гость, мрачный креол с бородой-эспаньолкой. — Ты что, вообще не знаешь, что вокруг твоего города делается? Вчера утром на людей, везших от тебя деньги, напали бандиты! Забрали всё золото, гонцов зарезали и прикопали, к счастью, неглубоко, так, землёй присыпали. Один из них, Моралес, оказался только ранен, выбрался, наткнулся на нас и всё рассказал. Мы вообще не к тебе ехали, дорогой ты наш. Но после такого решили завернуть в гости и выяснить, что это было: твой преступный недосмотр или твой злой умысел против людей Орла.

— Но... — кажется, комендант растерялся... или испугался? — Подождите, какие бандиты? У нас тут отродясь бандитов не водилось!

— Вот именно, — прошипел креол, — не водилось. И есть подозрение, что и теперь не водится. Где деньги, сеньор комендант?

— Клянусь, я не знаю! Но я... выясню. У Орла нет причин сомневаться во мне! Если у нас появились ещё преступники, кроме этого клоуна Зорро, я поймаю и повешу их.

— Уж будь любезен, — отозвался рыжий. — Только не хватало, чтобы с таким трудом собранные деньги доставались какому-то отребью! Ты что, своих пеонов не кормишь, что они на большую дорогу грабить выходят?

— А чем мне их кормить? — взорвался Ортега. — Вы всё время требуете денег! Постоянно! Если бы я верно служил короне, то платил бы раз в пять меньше! Я неоднократно пытался донести до сведения Орла, что разорение Калифорнии приведёт лишь к прекращению каких бы то ни было поступлений! Но он не желает меня слушать. В таком случае пусть не удивляется, что оголодавшие люди подаются в бандиты!

— Значит, отстреливай лишних, — процедил креол сквозь зубы. — Послушай, ты тут распустил перья, будто настоящий комендант, а ведь тебя в любую секунду можно поменять, раз ты не справляешься. Привезём пару свидетелей, они тебя опознают, найдём якобы настоящего Ортегу, который всё это время томился в жестоком плену... Ты этого хочешь?

— Я же сказал, я переловлю всех бандитов. Ещё что-то?

— Деньги до Орла не дошли, — напомнил рыжий.

— Сейчас у меня нет ничего. Ни песо, чёрт вас раздери! Найду грабителей — отправлю Орлу всё, что у них будет. Этого вам достаточно?

— Нет, но делать нечего, придётся удовольствоваться этим, — сказал рыжий, поднимаясь. — Мы расскажем Орлу, что здесь произошло, и передадим твои слова. Поторопись, пока он не рассердился всерьёз.

Диего распластался на крыше и вжался в неё, пытаясь стать совершенно незаметным. Странные гости вышли из дома, рыжий надел шляпу, креол раздражённо подёргал себя за бороду. Не произнеся ни одного слова, они вскочили на лошадей и уехали.

Ортега постоял у окна, проводил их взглядом и позвал слугу.

— Ванну мне, — буркнул он и вышел.

Диего аккуратно вернул стекло на место, возблагодарив Господа, Деву Марию и своего покровителя, святого Иакова, за то, что комендант ничего не заметил, спустился с крыши на стену, со стены — на землю, огляделся, нашёл притаившегося у дерева Бернардо.

— Никто не проходил?

Слуга замотал головой.

— Хорошо. Тогда поехали домой.

Итак, комендант, оказывается, ненастоящий, а налоги, выплаченные жителями Лос-Анжелеса, действительно уходят не в Монтеррей, а неведомо кому. Да уж, без Зорро тут, конечно, не обойтись. Вопрос скорее в том, справится ли Зорро с такой напастью.

Впрочем, выбора у него всё равно нет.



***



— Слушай, а кто этот Орёл, о котором вопил длинноносый? — спросил Армандо, помогая стаскивать мешки с телеги: оказалось, что ремонт требуется более серьёзный, чем можно было предположить на первый взгляд.

— Понятия не имею, — пропыхтел Рауль.

— Когда я ещё был солдатом, — сказал Серхио, сгружая на землю ещё один мешок, — то разок подслушал разговор двух капитанов про какого-то Орла. Мол, он возьмёт дело в свои руки, и всё станет хорошо.

— Какое дело-то?

— Понятия не имею. Заговорщик он, похоже. Да что тебе до этого типа, Армандо?

— Думаю, нельзя ли на него поработать. Денежки там неплохие крутятся.

— Ага, только неизвестно, сколько из них тебе достанется. Эй, что это там?

— Где?

— В той стороне вроде шум какой-то был.

Огляделись.

— Нет там ничего. Давай сюда мешок.

— Всё, закончились мешки, — Серхио осторожно слез с телеги. — Теперь помогите перевернуть эту старую развалину.

— Нет, ну в той стороне точно что-то делается! — Рауль прищурился, всматриваясь вдаль. — Схожу посмотрю.

— Поосторожней, вдруг солдаты? — сказал Серхио.

Рауль кивнул и зашагал к дороге.

— Тебе помочь? — спросил Армандо.

— Да нет, я сам починю. Иди пока шмотьё в мешки позасовывай, — Серхио внимательно изучал дно телеги. — Тут работы часа на полтора, управлюсь.

Армандо отошёл собирать вещи. Рауль, конечно, удачно удрал, свалив это дело на него, а между тем его добра здесь больше всего...

— Зорро! — раздался вдруг крик Рауля. — Здесь Зорро!

Прогремел выстрел. В стороне чертыхнулся Серхио, закатился поглубже под телегу. Армандо судорожно искал какое-нибудь оружие посерьезней ножа; руки тряслись.

В прошлый раз появление этого таинственного Зорро отняло у него надежду. Что отнимет сейчас? Жизнь?

Врёшь, паскуда! Так легко Армандо не сдастся! В вещах Серхио он нашёл старую саблю, немного погнутую, но вполне острую. Сойдёт.

Теперь выстрел грохнул от телеги. Армандо поднялся, пытаясь не обращать внимание на дрожь в коленках. Ну, где этот чёртов Зорро?

Рауль вылетел из-за дерева, как будто от мощного пинка, и с хрустом ударился о большой камень, который они поставили, чтобы не задувало костёр. А потом Армандо увидел человека в чёрном, с закрытым маской лицом.

— Сеньор, неприлично стрелять в человека, вооружённого лишь шпагой! — весело воскликнул он.

— Неприлично фехтовать с человеком, вооружённым лишь пистолетом, сеньор, — отозвался Серхио из-под телеги. Долго ещё он будет перезаряжать свою пукалку?

Чёрт. Долго.

Надо было помочь. Отвлечь. Тогда Серхио сможет застрелить щеголеватого урода.

Да можно ли его застрелить вообще?

Теперь Армандо казалось, что этот тип всегда шёл за ним. В памяти снова всплыла кривая семёрка в сполохах огня. Змеятся трещины на полу, тянутся чёрные руки, отворачиваются статуи Пречистой Девы...

Армандо замотал головой, отгоняя видение, но несколько мгновений промедления сделали своё дело. Зорро успел подскочить к телеге, с силой пнул её, заставив несчастный борт отлететь окончательно, и выволок Серхио.

— Сеньор, — прорычал он, — где Паула и Оскар?

— Какой Оскар? — сдавленно прохрипел Серхио. — Какая Паула? Я понятия не имею...

— Ещё как имеете, это слуги Маркеса!

— А, эти... Ну, ищите.

— Сеньор, не испытывайте моё терпение!

— Отстаньте от него, — сказал Армандо, — ваш Оскар под вон той скалой, — он показал саблей на невысокую скалу к западу от лагеря, — а Паула или как её там — в каком-то овраге, не знаю точно. Что ещё вас интересует, сеньор ряженый?

Зорро отбросил Серхио в сторону, взмахнул кнутом — пистолет вылетел у бывшего солдата из руки — и развернулся к Армандо.

— А, это вы, сеньор. Я вас помню.

— А я вас — нет.

— Простите, не знаю вашего имени...

Серхио оказался крепче, чем этот Зорро, видимо, рассчитывал: он вскочил и бросился на незваного гостя. Тот резко развернулся — и Серхио с маху насадился на шпагу. Словно муха на булавку, отстранённо подумал Армандо.

— Ну что ж, — сказал он, криво улыбнувшись, — вот мы и остались одни. Поговорим?

Кажется, чёрный человек немного растерялся. Но после секундного колебания опустился на бревно у кострища — впрочем, не выпуская из рук ни кнута, ни шпаги.

— Давайте поговорим, сеньор, если у вас есть охота. Только как вас всё же называть?

— Зовите Армандо, если вам так важно имя. Зачем вы пришли?

— За справедливостью. Вы нападаете на людей, грабите их и убиваете. Я не могу допустить этого.

— А кто вы такой, сеньор Зорро, чтобы допускать или не допускать чего-то?

— Хороший вопрос, сеньор Армандо. Я единственный человек в Лос-Анжелесе, который готов и способен отстаивать закон и защищать людей. Это пафосно звучит, но, увы, это правда.

— Гордыня, — пожал плечами Армандо. — Обычное дело. Всего лишь один из смертных грехов. И что теперь? Убьёте меня?

— Моя главная цель — защитить жителей города. Вы убиваете их. Я обязан вас остановить. Если удастся сделать это, не проливая крови...

— Бросьте. Оставьте эти разговоры для святош, — Армандо посмотрел прямо в глаза своему таинственному собеседнику. — Меня не оставляет мысль, что наша встреча была неизбежна. Хотя, конечно, вряд ли вы ехали за мной из Мадрида.

— Вы фаталист, сеньор?

— Я реалист. Там, на небе, давно решено, что уготовано каждому из нас.

— И вы считаете, что знаете свой приговор?

Армандо усмехнулся.

— Несомненно.

— Какая самоуверенность. Не страшно брать на себя роль высшего судии?

— И это говорите мне вы? — искренне удивился Армандо. — Вы берёте на себя смелость судить других — и отказываете мне в праве судить себя?

Зорро не дёрнулся, но Армандо был совершенно убеждён: его странный собеседник дрогнул.

И тогда он напал. Зорро вскочил, замешкавшись лишь на миг — из рассечённого саблей рукава закапала кровь. Зазвенели клинки. Закрыться, выпад, снова закрыться... А этот Лис хорош! Слишком хорош... Под ногой так некстати оказался мешок с золотом, Армандо потерял равновесие, сделал резкий выпад, чтобы не упасть — и чудом не полетел кувырком, когда человек в маске отступил.

— Да вы философ, сеньор, — сказал Зорро.

— Я реалист, — повторил Армандо.

И в этот момент клинок вошёл ему в грудь.

Где-то вдали загремел гром. «Нет покаяния», — отчётливо сказал голос над самым ухом Армандо. Кротко улыбнулась Богоматерь Гваделупская. Небо окрасилось красным.



***



Диего почудилось, что за его спиной кто-то шепчется; он резко развернулся — никого. Кажется, все бандиты мертвы. На всякий случай он обошёл лагерь ещё раз, но всё говорило о том, что здесь жило три человека. Те трое, кого он убил. Рауль Дельгадо, Серхио Гонсалес и этот Армандо. Забавно, Мария, споря с сержантом Гарсией, назвала бандитов практически поимённо, только пастуха Васко здесь нет. Интересно, он был с ними раньше или вообще ни при чём? А может, стал их жертвой?

Телега была разломана знатно, к тому же перевернуть её в одиночку Диего вряд ли смог бы. Значит, придётся возвращаться за возом, да поскорее, чтобы успеть до утра вернуть его на место. Заодно надо взять с собой пару крепких лопат и вместе с Бернардо закопать трупы. И не забыть подбросить святому отцу бумажку с именами, пусть помолится за упокой.

Диего свистнул, подзывая Торнадо. Сегодня у Зорро ещё много работы.

Как, впрочем, и всегда.

Надо хорошенько спрятать золото, чтобы оно не досталось таинственному Орлу. Увы, похоже, кроме Зорро некому противостоять мерзавцу.

Диего вскочил в седло и поехал домой.

За его спиной кто-то тихонько промолвил: «Один из семи смертных грехов».

@темы: мои фики, тексты

---

Мини с ФБ, спецквест

Этот фик я нежно люблю. Он написался стремительно, вообще-то я должна была писать совсем другую вещь, но он пришёл и съел мне мозг. Он на спецквест, то есть это кроссовер с нашим фильмом.

О нашем фильме

"Семь" - фильм о том, как некий маньяк совершает преступления, оставляя возле каждой жертвы название греха, за который она "наказана". Это дело расследуют детектив Дэвид Миллз (Брэд Питт) и его напарник Уильям Сомерсет (Морган Фримен). Они не знают, что маньяк и их включил в свои "правила игры". В конце фильма Джон Доу (псевдоним, используемый сейчас для обозначения неизвестных) убивает беременную жену Миллза. Разъярённый детектив, не в силах справиться с горем, убивает маньяка, завершая цепочку преступлений (Джон Доу назначил себя на роль Зависти). Таким образом, из слуги закона Миллз сам становится преступником, и несмотря на то, что Джон Доу мёртв, в противостоянии с детективами он победил.
Фильм очень, можно сказать, нарочито депрессивный, мрачный, в нём атмосфера нагнетается за счёт деталей, таких как семь ударов метронома или ободранная батарея в кабинете детектива.
Тем не менее, как и подавляющее большинство текстов нашей команды, его можно читать и тем, кто с каноном не знаком. Главное - знать, что Зорро ездит на чорном-чорном коне в чорной-чорной маске, чорной-чорной шляпе и чорном-чорном плаще и шпагой вершит справедливость. А днём изображает из себя безобидную няшечку.

Название: Десница лжи
Автор: КП
Бета: hao-grey, Vedma_Natka и весь fandom Zorro 2012
Категория: джен
Жанр: почти детектив
Персонажи: Диего де ла Вега, Луис Рамон, Луис Кинтеро, Уэрта, НМП
Размер: мини, 3441 слово
Рейтинг: PG-13
Задание: фильм "Семь"
Краткое содержание: хорошо, если полиция ловит преступников, а суд приговаривает их к наказанию. Но так бывает не всегда. Что делать офицеру полиции, когда преступник уходит у него прямо из рук, а он обязан мямлить извинения?
Примечания: 1. Модерн!АУ, кроссовер.
2. Каноны: фильмы "Знак Зорро" (1940 г.), "Зорро" с Делоном (1975 г.), "Семь"; сериал New World Zorro (1990 г.).
3.

Как обыгран наш фильм

в фильме "Семь" маньяк пишет рядом с жертвами названия их грехов. По сюжету фильма сначала находят тело, возле которого написано "Жадность", вторая жертва - толстяк, которого связали, усадили на стул и заставили есть, пока он не помер; в его доме нашли надпись "Чревоугодие".
Предупреждение: смерть второстепенного персонажа, упоминается изнасилование и смерть несовершеннолетней.

Человек тщете уподобился, дни его как тень проходят.
Господи, наклони небеса и сойди, коснись гор – и задымятся,
блесни молнией – и рассеешь их, пошли стрелы Твои – и
смутишь их. Пошли руку Твою с высоты, избавь меня и
извлеки меня из вод многих, от руки сынов чужих, чьи
уста говорили суетное, и десница их – десница лжи.
Чьи сыны, как молодые деревца, утверждённые в юности
их, дочери их нарядны, разукрашены по подобию храма;
кладовые их полны, пересыпаются из одной в другую, овцы их
многоплодны, умножаются при выходах своих, волы их толсты;
нет ни падения, ни пролома ограды, ни крика на улицах их.
Псалом 143

— Всего хорошего, — Диего пожал надутому толстяку руку. — Надеюсь, мы больше не встретимся в неприятных обстоятельствах.

— Надейтесь, — буркнул тот, — а не то вам не поздоровится, Богом клянусь.

Диего не стал возвращаться в кабинет. Вместо этого он отправился сразу в туалет в конце коридора и долго мыл руки с мылом.

Дождь мерно барабанил по подоконнику. Диего посмотрел, как тяжёлые капли падают на асфальт, сливаясь в единую бурлящую реку, и поднял воротник куртки. В этом не было смысла, но хоть какая-то иллюзия тепла. Пока не вышел туда, по крайней мере.

— До завтра, Гонсалес, — бросил он в спину курящему напарнику и отправился к выходу.

— До завтра, де ла Вега, — лениво отозвался Пако Гонсалес, но Диего его уже не слышал.

Он ловил след.

В голове было ясно и звеняще пусто. Диего не думал ни о чём, просто настраивался на одну волну с Луисом Кинтеро, шёл с ним в одном ритме, смотрел туда же, куда и он, и даже дышал с ним в такт. Он был уверен, что дышит в такт. Иначе не могло быть. И неважно, что шагали они в разные стороны.

Десять часов Луис Кинтеро провёл в участке, на глазах у детектива де ла Веги. Этого достаточно. Теперь они будут дышать одним воздухом, пока один из них не умрёт.

Дома Диего аккуратно снял бесполезную куртку, промокшую насквозь, и полицейскую форму, надетую сегодня специально для сеньора Кинтеро — детектив не обязан её носить. Рабочий день офицера полиции закончился. Началось время Безликого.

Кинтеро плюхнулся на диван у себя дома и включил телевизор. Диего сел в автобус и смотрел, как струи дождя смывают с улиц прохожих. Кинтеро раздражённо отшвырнул пульт и пошёл на кухню перекусить. Диего перешёл дорогу между медленно едущими по мокрому асфальту машинами. Кинтеро задумался перед открытой дверью холодильника. Диего вежливо улыбнулся охраннику, стоя в слепой для камер зоне, и выстрелил в упор.

Потом он натянул на лицо маску и вошёл в дом.

Толстяк хрустел чипсами, уставившись в экран телевизора. Внутренняя дверь для прислуги была заперта — Кинтеро отпустил всех, после инцидента с полицией ему хотелось тишины и одиночества. Диего аккуратно открыл дверь взятым у охранника ключом. Та не скрипнула — Кинтеро не давал слугам спуску.

Из телевизора раздался взрыв хохота. Диего поправил неудобно завернувшийся воротник и вошёл.

— Ну, вот и настал твой час, — спокойно сказал он.

— Что? — толстяк подскочил и спешно нашарил другой пульт, с кнопкой экстренного вызова охраны. — Ты кто такой? Что тебе надо?

— Я рука правосудия, Кинтеро. Та девушка была последней. Больше ты не сможешь никому навредить.

Туша у подонка была огромная, но мышц в ней не осталось вовсе. Кинтеро трепыхался в руках Диего, пока тот связывал его, и орал, как будто его уже резали.

Пусть его. Дом большой, звукоизоляция хорошая, соседи ничего не услышат. А охрана сейчас видит на экранах своих мониторов то, что надо. Диего никогда не приходил к своим негодяям неподготовленным.

Хотя в этот раз пришлось попотеть. Охранная система у Кинтеро была особенная, делалась под заказ. Незаметно уделить ей внимание во время непродолжительного визита полиции было непросто.

Но разве есть на свете что-то, что может всерьёз помешать ему?

— Представляешь, как им было противно под таким жирным уродом? — серьёзно поинтересовался Диего. Толстяк завопил её громче.

Когда-то у этого куска сала была жена. Впрочем, тогда он ещё не был куском сала. Потом жена сбежала с каким-то офицером, и Кинтеро решил, что все бабы суки. Наверное, его супруга была очень терпеливой женщиной. Диего не выдержал бы рядом с ним и суток.

Вроде была ещё какая-то племянница. Или не было. Или это была не племянница. В общем, некая девица в доме Луиса Кинтеро имелась, а потом исчезла в неизвестном направлении. Возможно, разделила судьбу бедных девочек-туристок.

Свободный конец верёвки Диего обмотал вокруг шеи Кинтеро и натянул. Учитывая объём этой самой шеи, работка была тяжёлая, но крики скоро перешли в хрип, и наконец туша обмякла. Диего медленно досчитал до пятидесяти и отпустил верёвку. Усадил мёртвого подонка на диване, ткнул мордой в пакет с чипсами. Прошёл в кухню, порылся в холодильнике, взял кетчуп. Вернулся к мертвецу и аккуратно написал кетчупом на стене над диваном: «Чревоугодие». Потом достал из валяющегося рядом пиджака портмоне и забрал из него семьсот тринадцать долларов — сумму он хорошо помнил, недавно писал в описи. Восемьдесят три цента оставил.

Тину это не вернёт. Не прекратит ночные кошмары Трейси. Может быть, только Саре станет легче, она девочка сильная, даже решила оставить ребёнка. Жаль, изнасилование не доказать, и её сын не унаследует деньги своего ублюдка-отца.

Но правосудие свершилось. Безликого наконец можно забыть навсегда.

Он не должен быть появляться. Этого убийства не должно было быть. Диего обещал себе ещё тогда, в прошлый раз. Но девочки... Нельзя сказать, что он их жалел, жалость — совсем другое чувство. Просто чем дольше говорил с ними, тем более отчётливо понимал: Луис Кинтеро не должен жить на свете. Подобные мерзавцы рождаются редко, так что теперь точно всё. Зато маньяк получился правильный: два убийства — уже серия.

Диего ещё раз прошёлся платком по всем поверхностям, которых касался — мало ли, волокно с перчатки останется — и вышел из дома, аккуратно заперев за собой дверь. Ключи, тоже хорошенько протерев, вложил в руку мёртвому охраннику. Тоже тот ещё подонок; именно этот тип приводил к Кинтеро девочек. Притаскивал, если называть вещи своими именами.

Диего снял маску, положил в карман. Сел в автобус, поймав сочувственный взгляд водителя: плохо, когда у тебя важные дела в такую погоду. Проехал три остановки, вышел и отправился в торговый центр. Купил новые кроссовки, джинсы и куртку. Денег Кинтеро хватило, ещё осталось. Надо будет церкви пожертвовать, что ли. Зашёл в туалет, выбрав самый многолюдный — возле большого зала с кафешками. Переоделся прямо в кабинке. Вышел на улицу, выбросил пакет с одеждой и ботинками в урну возле остановки. И поехал домой.

На душе было спокойно.

Не успел он перешагнуть порог участка следующим утром, как на него набросилось сразу трое:

— Де ла Вега, к начальству, срочно!

— Где тебя носит, Мартинес обыскался!

— Ну наконец ты пришёл, соня!

— Почему соня, эй, до начала рабочего дня полчаса! — возмутился Диего. — Вы чего расшумелись-то?

— Топай к начальству, де ла Вега, топай, не до разговоров, — отмахнулся Перес.

Диего пожал плечами и пошёл.

— Сеньор Мартинес, что-то случилось? Доброе утро.

— Хм, не очень-то оно и доброе. Ты же вчера с Кинтеро работал? — у Мартинеса в кабинете сидел грустный Альмуэда. Сам начальник тоже имел не цветущий вид.

Ну, простите, ребята.

— Я, да, — кивнул Диего. — А что?

— Присядь, — вздохнул Мартинес. — Вчера вечером Кинтеро убили. Вот, посмотри фото.

Диего рассматривал фотографии долго, старательно изучая их, как будто это совсем чужое, незнакомое ему преступление. С чего бы он начал расследование? Вот край ковра отогнут, почему? Телевизионный пульт лежит на ковре — улика или случайность? Ворс у ковра длинный, должны быть следы...

— Думаете, это тот же тип? — спросил, пристально всматриваясь в надпись кетчупом на стене.

— Думаем, — мрачно ответил Мартинес. — И тогда надо ждать ещё убийства.

— А не может кто-то косить под маньяка?

— Де ла Вега, как ты думаешь, тебе первому пришло это в голову? — раздражённо спросил Мартинес. — У них не было общих дел. Вообще никаких общих знакомых, которые могли бы хотеть их убить.

— У них общее вообще только одно, — вмешался Альмуэда, — кроме того, что обоих зовут Луисами: оба были задержаны полицией и отпущены незадолго до убийства. Рамон за неделю, Кинтеро буквально в тот же день. И это меня беспокоит.

— Да, ты прав, вряд ли это случайность, — Диего вернул пакет с фотографиями Мартинесу.

— Я думаю, — продолжал Альмуэда, — наш маньяк использует полицейскую базу. Эти ребята часто крутятся возле полицейских, ты наверняка знаешь.

Диего кивнул.

— Возможно, с его точки зрения, если полиция задержала, значит, точно не невинная овца, — сказал он.

— В любом случае не невинная овца, — возразил Мартинес. — Он же не за то убивает.

— А я думаю, Диего прав, — задумчиво произнёс Альмуэда. — Он выбирает не просто грешников, он выбирает худших из грешников. Возможно.

— Да, пожалуй, в этом что-то есть, — кивнул Мартинес. — Де ла Вега, мне нужны подробные показания, ты и твоя группа были у него дома. Любые соображения, ну ты сам знаешь, не маленький.

— Наверное, неплохо бы нам ещё раз туда съездить, вместе с Серхио. Что скажешь, Серхио?

— Да я только спасибо скажу, — Альмуэда, кажется, не выспался. Наверное, всю ночь здесь. — Маньяк на территории — это серьёзно.

И ещё как серьёзно, ребятки.

Что ж, съездим к Кинтеро ещё разок. Как быстро в наше время всё меняется: вчера подозреваемый, сегодня потерпевший... Извилисты дороги судьбы, правда? Неисповедимы пути Господни.

Диего прислушался к себе. Нет, страха, что его поймают, не было. Интересно, это у всех так? Абсолютная уверенность: ему ничего не грозит. Господь не попустит. Диего криво усмехнулся. С каких пор он стал таким верующим? Рука Господня... Разве это можно воспринимать всерьёз?

Можно. Куда уж серьёзней.

— Слушай, как ты думаешь, — прервал молчание Альмуэда, — он и правда насиловал этих девочек?

— Каких девочек?

— Ну, тех девочек. Кинтеро.

— А. Да, правда. Только к делу это отношения не имеет.

— Не имеет, — кивнул Альмуэда. — Просто... хотел знать.

— Не факт, что в следующий раз он не убьёт кого-то невинного.

Диего должен был это сказать. Сознание так забавно подсказывало нужные слова. Он должен быть вне подозрений — значит, он будет.

Тем более что убийства закончились. Больше не будет «наказанных грешников».

— Не факт, — согласился Альмуэда.

— Может, покажешь мне материалы по Рамону? Раз уж мы вместе?

— Ну, ты ж понимаешь, мы вместе неофициально и ненадолго, ты вёл дело Кинтеро. Но материалы покажу, конечно.

— Перед тем, как поедем, — уточнил Диего.

— Конечно. Пошли ко мне.

На фотографиях всё всегда выглядит так по-другому. Диего часто пользовался этим: картинка настолько отличается от действительности, что иногда замечаешь на фото что-то, чего не заметил при осмотре места происшествия. Обязательно надо посмотреть, как выглядит на фотографиях дом Луиса Рамона.

Через Рамона проходили крупные партии наркотиков. Он так хорошо заработал на этом, что доказать его вину не представлялось возможным. Чавес бился долго и готов был биться ещё, несмотря на то, что ему и его семье начали угрожать. Он говорил: «Я и моя семья — это пять человек, а дурь, которую провозят через Рамона, убивает тысячи». Больной человек Маттео Чавес, тут и без врача диагноз можно ставить. Но Мартинес, светлая голова, дело приказал закрыть. Сверху давили так, что если бы Чавес продолжил копать, его бы просто уволили, не дожидаясь, пока наркодельцы наделают в нём дырок, дав повод для ещё одного уголовного дела.

Мартинес гордился. Говорил, их восприняли серьёзно. Поверили, что здесь работают маньяки, которых невозможно купить.

Собственно, только гордиться им и оставалось.

Чавес ругался сквозь злые слёзы, грозился подать в отставку, застрелить начальника полиции города, наделать ещё тысячу глупостей. Диего вместе с остальными его успокаивал. Чавес кричал, что не станет, как положено, говорить Рамону «Извините за причинённые неудобства» и жать ему руку на прощание. Диего сказал: «Хорошо, я сам это сделаю». Пожал руку, извинился, улыбнулся.

А потом переоделся в чёрное, надел на лицо маску, пошёл к Рамону и застрелил его. Разрезал тело на куски и на полу написал кровью: «Жадность». Пусть все подумают, что в городе орудует маньяк-«мессия», подумал он тогда. А что убийство будет только одно — ну мало ли. Погиб в случайной перестрелке. Задержали за мелкую кражу. Жертва зубастая попалась. Ну, мало ли.

Чавес изрыгал проклятия, когда узнал. Проклинал того урода, из-за которого Рамон отделался так легко. Диего понимал, что без «урода» Рамон вообще горя бы не знал, жил себе припеваючи, но всё равно не отпускало странное ощущение, будто он обидел хорошего человека. Это убийство вроде как перестало быть правильным из-за того, что обиделся Чавес. Может, это знак, подумал Диего. Может, я всё же не должен был.

Но потом появился Кинтеро, и всё изменилось. Диего проклинал себя за колебания; если бы он не ждал так долго, если бы не думал о том, правильно ли поступает, возможно, Тина была бы жива. Глупая девушка из Нью-Йорка, одна из тех, кого местные воротилы похищают за выкуп. Половину убивают почти сразу, хотя морочить головы родителям могут ещё долго. Остальным везёт — если родня найдёт деньги. Тина была обречена с самого начала: красивая, вполне оформившаяся в свои пятнадцать девчонка. Она умерла в больнице, прямо на руках у Диего. Он ещё, дурак, порадовался за неё: сильная, решительная, готова бороться... Тина отвечала на вопросы чётко, хотя и негромко, и согласилась выступать в суде. А потом вдруг засипела, схватилась за грудь, изо рта пошла пена... Диего позвал врачей, но те лишь развели руками. Бывает такое, говорят. Ни предусмотреть, ни спасти невозможно. Судьба. Бог прибрал.

Когда усталый врач в заляпанном кровью халате сказал про Бога, Диего вдруг понял: это знак. И стал разбираться с сигнализацией Кинтеро.

Подонок не боялся ни Бога, ни людей. Изнасилованных девочек отпускал, даже не особенно запугивая. Издевательски говорил: рассказывай, если хочешь, мне всё равно ничего не сделают. У меня все куплены. Забыл, сволочь, что небеса купить невозможно.

Дождь всё шёл. Машина не хотела заводиться — то ли слишком сыро, то ли слишком холодно.

— Послушай, — сказал Альмуэда, — если этот тип убивает тех, кто попал в полицию и отмазался, они ведь будут стараться не попадать в нашу базу, так? Не знаю, станут платить, чтобы мы не оформляли протокол, ещё что-нибудь? А? Как думаешь?

— Думаю, нет. Людям свойственно думать: «это никогда не случится со мной». И потом, он убивает грешников. Вот Кинтеро был жирный, Рамон на своих коллекциях помешался. Сразу видно. А я что, подумает каждый, я ж нормальный! Вон Хосе Перес, мой сосед, даром что не бандит, что ни день, с новой девицей домой приходит, вот он — клиент маньяка, а я нет, что вы!

— Тоже верно. То есть ты думаешь, для нас ничего не изменится?

— Думаю, особенно ничего. Только шею мылить будут, если не поймаем. Надо хакера раздобыть.

— Думаешь, он ломает базу?

— Думаю, он может ломать базу. Проверить бы.

— Это можно, у меня есть один толковый парень на примете. Когда уже закончится грёбаный дождь? Линда не успевает сушить детскую одежду!

Они вдвоём ещё раз обнюхали гостиную Кинтеро. Нашли три наполовину пустые пачки чипсов, завалившиеся за диван, и порванную фотографию жены; больше не нашли ничего.

Это хорошо. Главное — не расслабляться. Прокалываются на мелочах.

Надо, пользуясь случаем, почитать в архиве дела маньяков, чтобы ничего не упустить. Бережёного Бог бережёт.

Хотя зачем? Он же больше не собирается убивать.

Через две недели в участке перестали говорить о маньяке. Больше он не проявлялся, преступлений хватало, и даже городское начальство не сильно давило на них. В конце концов, редкого серийного убийцу удаётся поймать после второй жертвы.

Диего расследовал дело унылого долговязого парня, который в течение двух месяцев уныло и педантично угонял с одной и той же стоянки серые «Мерседесы». Почему именно их, не признавался. Эпизодов было так много, что Диего не успевал заниматься ничем другим, так что временно на нём было всего одно дело. Зато такое, что в участке он проводил от силы четверть часа в день. Бегал по пострадавшим, опрашивал свидетелей, и все, конечно, в рабочее время никак не могли отлучиться, вам надо — вы и приезжайте...

Диего приезжал. Он никогда не отказывался помочь работяге, который не получит лишних десять долларов, если в рабочее время явится в участок давать показания. Если уж кто и заслуживает написанного кровью на полу слова «Жадность», так это владельцы мелких кафешек, автомастерских и магазинчиков, считающие поминутно, сколько времени их работники провели за обслуживанием клиентов, и вычитающие деньги из зарплаты даже за выпитый чай.

Но если убивать каждого, кто не исполняет свой долг правильно, на земле не останется людей. А это очевидно противоречит божественному замыслу.

И потом, Диего же на самом деле не маньяк. Он рука Божия. Его специализация — серьёзные дела, достойные серьёзного наказания.

Хотя не в наказании дело. Наказание — это именно для маньяков. Диего не наказывает, он останавливает то, что должно быть остановлено. И не его вина, что не всегда это удаётся сделать силами полиции. Но таких дел, когда в самом деле необходимо вмешательства свыше, одно на миллион. И свои два он уже отработал.

Ведь отработал же, правда, Господи?

С небес, конечно, не отвечали.

Окончательно запутавшись в свидетелях и машинах, похожих друг на друга, как и должны быть похожи серые «Мерседесы», Диего с Пако Госалесом приезжали в участок, ставили печати и сдавали в канцелярию всё, что полагалось, и сидели в кафе, расслабляясь после трудового дня.

Сегодня они наконец пригубили свой вечерний кофе в начале десятого. В кафе трое патрульных молча вгрызались в бутерброды, сержант Васкес пил пиво и объяснял что-то двум стажёрам, да наскоро перекусывал Руис, один из шофёров участка. Похоже, кто-то из детективов ещё на работе и уходить не собирается, раз услуги шофёра нужны: обычно Руис ел вдумчиво и долго.

— Иди домой, Пако, поздно уже.

— А ты?

— Посижу с протоколом. Опостылело мне это дело до такой степени, что ничего на завтра оставлять не хочу. А ты иди, пока Хуанита с тобой не развелась. Ведь не развелась ещё?

Гонсалес хохотнул.

— Ну, я разводных документов пока не видел. Это всё, что могу сказать с уверенностью. До завтра, де ла Вега.

— До завтра, Гонсалес.

Где-то вдалеке раздался раскат грома. Дождя пока не было; это хорошо: напарник успеет проскочить.

Допив кофе и поужинав, Диего пошёл в участок. Дверь в кабинет Мартинеса была открыта; он заглянул.

— Сеньор Мартинес, если что, я пока на месте.

— О, де ла Вега. Хорошо, что ты пришёл.

Диего сморгнул. Нет, не привиделось: начальник был нетрезв, и перед ним дерзкой уликой стояла початая бутылка с мутным содержимым.

— Что-то случилось, пока я мотался с этим идиотом?

— Да как тебе сказать... Всё путём. Я с понедельника в отпуске, слава Мадонне и главному управлению. Слушай, де ла Вега, от меня сильно пахнет?

— От бутылки сильнее.

— Ну и пусть стоит тут. Скажу, вещдок по делу. Ты иди, де ла Вега. У меня всё хорошо, просто немного устал. Дверь не закрывай, а то этот ублюдок решит, что меня нет, и явится завтра нервы ребятам мотать.

Диего кивнул и пошёл к себе. Когда Мартинес в таком настроении, лучше его не трогать.

В кабинете было душно — ещё бы, он был тут в последний раз позавчера. Диего распахнул окно, с улицы потянуло свежим воздухом. Пахло далёкой грозой.

К участку подъехала знакомая машина. Диего удивлённо посмотрел на кремовый «роллс-ройс», паркующийся под самым знаком «Только для машин полиции!». Так вот какого ублюдка ждёт Мартинес. Интересно, зачем?

Поколебавшись пару секунд, Диего всё же сел за компьютер, вошёл в базу, нажал на красную кнопку «Зона доступа 1», когда появилось окно «Вы не имеете доступа в эту зону», нажал «Обновить», потом «Назад», потом снова «Обновить», и система сдалась. Этот глюк ещё в прошлом году нашёл Фабрегас и никому кроме Диего не успел рассказать. Его застрелили на следующий день. Помнится, он как раз пытался схватить за хвост Уэрту.

А теперь Уэрта как ни в чём не бывало поднимается в кабинет Мартинеса.

Диего подумал и запер изнутри дверь кабинета. Потом снова вернулся к компьютеру.

Так и есть: Уэрту опять попробовали взять, и опять безуспешно. На сей раз на афёре с мигрантами. Согласно материалам, нарытым детективом Родригесом, Уэрта нанимал людей для работы в США, потом отбирал у них документы, провозил, понятное дело, нелегально, использовал на тяжёлых работах и бросал, ничего не заплатив. Итак, у него появились дела в Штатах, какая прелесть. Расширяем рынок, значит.

Протоколы допросов потерпевших, потерпевшие без имён, под порядковыми номерами даже в секретной зоне. Родригес — детектив молодой, новичок почти, но дело знает. Умница.

Только не понимает, что взять Уэрту ему пока не по зубам. И вряд ли кому-то из них по зубам.

Диего внимательно читал материалы. Разлучённые семьи, отец и сын на стройке, мать в борделе. Наркотрафик, которым Уэрта заставлял заниматься тех, кто был посмышлёней. Трупы несговорчивых. Двое штатовских полицейских застрелены при попытке осмотреть автобус с мигрантами; скорее всего, стреляли люди Уэрты, но поди докажи. Неужели действительно никак не взять, ни за что не подцепить? Может, Родригес всё-таки по неопытности пропустил что-то перспективное?

Нет, чёрт возьми, никак. Диего просматривал каждый документ, прощупывал каждую возможность, чуть не облизывал. Здесь откупится, начальник полиции у него с рук ест. Здесь адвокаты отмажут, улики и впрямь спорные. Это можно бы доказать на свидетельских показаниях, но к началу рассмотрения в суде не останется же ни одного живого свидетеля, готового говорить правду. Уходит, сволочь, как песок между пальцами. И опять надо будет пожимать его грязную руку и бормотать извинения. Похоже, именно для этого сегодня Мартинес засиделся допоздна: чтобы не заставлять делать это своих людей. Того же Родригеса. Господи, неужели и правда ничего нельзя сделать, и Уэрта просто уйдёт? Поедет домой на своей пижонской машине, залезет в благоухающую розовым маслом ванну и будет мечтать, как набить мошну поплотнее?

Зачем же Господу руки, если они связаны?

Кто там у Уэрты куплен, Диего не знал. Но четверо важных свидетелей, внезапно попавших в автокатастрофу, не сходят с рук так легко, если у подозреваемого нет мохнатой лапы.

Ну что ж. Бог ему судья. Он знает, какого приговора заслуживает этот подонок. А Диего де ла Вега — всего лишь рука Его.

Диего закрыл базу и вышел в коридор. Голос Уэрты был хорошо слышен:

— Сколько раз мне повторять вам, чтобы вы не лезли в мои дела? Я что, мало плачу вашему начальству? У вас слишком много людей, их необходимо проредить? Если ещё раз...

Ещё раз, говоришь. Нет, сеньор Уэрта. Ещё одного раза не будет. На небесах закончилось терпение.

Диего поморщился и снова запер дверь. Достал сигарету, закурил. Закрыл глаза и представил себе машину Уэрты. Кремовый «роллс-ройс», дорогой, напичканный электроникой. Выгоревший дотла. На заднем сидении скрючился обугленный труп.

Да, так и будет. Раз нельзя остановить Уэрту по-человечески, значит, его остановит рука Божия.

Диего достал блокнот и задумчиво написал на чистом листке: «Гнев».

@темы: ФБ, мои фики

---

Дорогая  Vedma_Natka! Ты, как и положено с таким ником, родилась в очень правильный день Так вот позволь тебя поздравить , крепко расцеловать и пожелать, чтобы все беды обходили тебя стороной. Слышите, беды? Кыш, проклятущие!
Здоровья тебе, радости и побольше любви. И пусть куклы быстрее доходят, когда ты их ждёшь!